– Нет, спасибо, – мотнула головой Соня. – Что-то не хочется. Я читала ваш материал. Скажите, а где вы раздобыли сведения, о которых написали? Ну, вот эти – про мистическую секту и их главаря, который якобы красив как Аполлон…
– Знаете, Глаша, один из принципов работы журналиста – не раскрывать своих источников. Но по секрету скажу вам так – мои источники многочисленны и довольно убедительны. Видите, какая шумиха поднялась?
– А если они убедительны, почему вы не поделились информацией с полицейскими? – спросила Соня.
– Полиция? Вы так наивны, милая Глаша. Они же бездельники и тупицы. Полагаете, они ищут душегуба? Смешно. Найдут какого-нибудь бедолагу и повесят вину на него. Сами информацией делиться не хотят. Я уверен, у них просто ничего нет. Сказать нечего. А мои версии по крайней мере складываются в захватывающую историю. Между прочим, даже коллеги из Санкт-Петербурга звонили, интересовались.
– То есть вы просто собрали слухи и выдали их за истинные факты?
– Зачем вы так говорите? Любые догадки имеют место быть озвученными. Это свобода печати, милая Глаша. Вы просто ещё слишком молоды и не понимаете.
Соня резко остановилась и посмотрела на собеседника в упор.
– Знаете, я всегда полагала, что главный принцип работы журналиста – говорить правду.
– Правда, дорогая Глаша, не всегда однозначна. В этом суть нашей работы. Сухие факты неинтересны, безжизненны. Журналист может тасовать их вместе с измышлениями, гипотезами, намёками как карточную колоду. И расклад всегда будет разным.
– Особенно если карты краплёные, да?
– Не ожидал от вас услышать такую бестактность, – озадачился Чижов.
– А я ещё не всё сказала, – рассердилась Соня. – Вы ужасный человек, Чижов. Вы хуже душегуба, который убивает девушек. Он хотя бы по одной их отравляет, а вы травите сразу тысячи человек своими байками. Пишете всякую чушь, а девушки потом мечтают стать «невестами» изувера. То, что вы делаете – так же чудовищно. И полиция, между прочим, не сборище бездельников и тупиц. Они хорошие, честные люди и в отличие от вас действительно ищут правды и справедливости. Мне искренне жаль, что я с вами знакома. Вот теперь всё.
– Вы… Вы, наверное, сегодня плохо себя чувствуете. Такое бывает с барышнями. Может, присядете? Вы совсем на себя не похожи, я вас не узнаю.
– А вы меня и не знаете. И, кстати, я не Глаша. Я Софья.
Соня с вызовом посмотрела на вытянувшееся лицо журналиста, развернулась и пошла прочь, звонко печатая шаги по камням мостовой.
Главное, не сбиться. Спину держать. Нет, ну каков негодяй, а?
– А-а, Загорская… Вы, как всегда, последняя. – Учитель Лыткин складывал тетради в пустой аудитории. – Не в смысле успеваемости, а по времени. Курсистки-то ваши уже полчаса как всё узнали. Не волнуйтесь, у вас «отлично».
– Я рада. – Соня кивнула. Другого она и не ожидала.
– Мне понравилось ваше рассуждение о необратимости зла. О том, что с каждым преступным шагом оно спускается в сужающийся тоннель, тем самым закрывая себе оба выхода. Это любопытно.
– Спасибо.
– Завтра французский язык в десять. Умоляю вас, Загорская, не опоздайте.
– Я постараюсь. Всего доброго.
Домашние отреагировали на очередную «пятёрку» ожидаемо. Мама благожелательно кивнула, а кухарка Варя на радостях затеяла любимые Загорской-младшей ватрушки с творогом и яблоками. Запах свежей выпечки уже потянулся из кухни, но, как ни странно, оставил Соню равнодушной.
Странный день. И странные ощущения. Вроде бы надо радоваться очередной маленькой победе, но почему-то совсем не получается. То ли дурочки-одноклассницы тому виной, то ли вызывающее бахвальство журналиста Чижова. Ещё имел наглость заявить, что она сама ему подсказала написать интересный репортаж. Ну да, подсказала, но имела в виду совсем другое! Разве можно так откровенно врать людям и гордиться этим? От таких статей могут быть ужасные последствия, неужели Чижов этого не понимает? И в полиции наверняка из-за этого прибавилось проблем.
Соня рассеянно постукивала пальцами по телефонному аппарату. Страсть как хотелось обсудить произошедшее с Митей. Как назло, в последние недели он постоянно был занят. Может, на этот раз повезёт?
После долгих томительных гудков в трубке раздался сухой голос Вишневского:
– Убойный отдел. Слушаю вас.
– Здравствуйте, Лев Янович. Это Софья Загорская. А можно мне услышать Ми… Дмитрия Александровича?
– Добрый вечер, Софья. К сожалению, его нет на месте. Неотложные дела.
– Я понимаю, – вздохнула Соня. – В последнее время у него постоянно дела.
– Мне жаль, – посочувствовал в трубку Вишневский. – Увы, Софья, обстановка в Москве сейчас крайне неспокойная, в сыскную полицию поступает много заявлений от граждан. Криминальный фон крайне высок вследствие эпатажных заявлений прессы. Работаем, можно сказать, в авральном режиме.
Официальный ровный тон Вишневского подействовал на удивление успокаивающе. Соне даже стало немного совестно. У людей там куча серьёзных занятий, а она со своими глупыми переживаниями лезет.
– Передать Дмитрию Александровичу что-нибудь? – осведомился на прощанье Лев.