Ганеман повернулся в кресле и выдвинул из-за спины прислонённое к стене полотно. Митя, если честно, подумал, что в холст просто нечаянно бросили банку с красной краской и забыли выкинуть в мусор.
— Это работа одной из новых учениц, мадмуазель Нечаевой. Смотрите, сколько динамики, энергии, азарта. Автор, как она есть — квинтэссенция темперамента и страсти.
«Скорее, эксцентричности и своеволия», — мысленно поправил Ганемана Дмитрий, услышав знакомое имя, и убедился, что швыряться банками — это в Полинином духе.
— А это последняя зарисовка Анисима, — Ганеман достал еще один холст и поставил рядом. — Что думаете?
— Я не силён в живописи, — сыщик рассеянно скользил взглядом по полотну. — Ну, дома, скамейки, улица. Варварка, кажется? Вон та церковь кажется знакомой. Где тут суть, о которой вы говорили?
— В том и дело, — Орест Максимович засунул большие пальцы в карманы жилета и чем-то напомнил Мите профессоров своего студенчества. Сейчас будет долго и терпеливо объяснять очевидные для него вещи. — С технической точки зрения картина безупречна. Правильные цвета, выдержанные пропорции, оптимальное распределение света и тени, идеальная композиция. В ней нет изъяна, и в этом проблема. Не неё не хочется смотреть, она слишком… правильная. Я бы даже сказал «мёртвая», но, боюсь, в контексте нашей беседы, эта метафора будет неуместной. Анисим каждый раз очень старается, стремится к красоте, к законченности. Но выходит лишь безукоризненный оттиск реальности. А ведь прелесть настоящего шедевра — в его несовершенстве.
— Вы сейчас, наверное, хотели защитить ученика, но вышло ровно наоборот. Стремление к безупречности как раз отличает нашего душегуба, он очень дотошен в деталях. Так что это, скорее, если не отягчающее обстоятельство, то уж явно ещё один подозрительный штрих.
— Жаль, если так. Я лишь хотел сказать, что не вижу в Анисиме тёмных демонов, о которых вы сказали. Вот здесь их полно, самого разного толка, — Ганеман указал на Полинину картину. — А его внутренние духи, мне кажется, желают лишь спокойствия и признания.
— Не буду спорить. В конце концов, это лишь рассуждения, их к делу не подошьёшь. Хотел у вас узнать ещё одну вещь. Мы нашли у Самокрасова много копий известных полотен. У вас часто практикуется такой метод преподавания?
— Не то, чтобы часто, но бывает. Я знаю, он любит копировать. У него очень неплохо получается. Я заметил ещё на первых курсах, что он помогал другим ученикам, сразу улавливал их стиль и легко мог закончить за них работу.
— Это ведь жульничество, разве нет?
— Он делал это лишь изредка и никогда не брал денег, насколько я знаю. Анисим сильно изменился за это время. Не могу сказать, что в худшую сторону. Был неотёсанным деревенским пареньком, потом поднабрался манер, связей, стал лучше одеваться, правильнее говорить. Возможно, богатые студенты именно этим ему и платили за помощь в учёбе, он всегда искал знакомств в среде состоятельных учеников. Но так и остался для них чужим.
— А что насчёт девушек?
— Барышни в нашем заведении до сих пор редкость, хотя двери открыты для всех. В новой группе есть сразу две. Не могу сказать, что Анисим с ними дружен, но и вражды я не заметил.
— Что ж, спасибо за помощь, Орест Максимович. Скажите, Самокрасова отчислят за азартные игры?
— Я буду ходатайствовать, чтобы этого не случилось, — Ганеман посуровел лицом, но отвечал уверенно. — Ему и так досталось от судьбы, пусть доучится оставшийся год. Он порвал связи с родными, я в какой-то мере отвечаю за него. Каждый имеет право на ошибку и на прощение.
— А если подтвердится, что он не только игрок, но ещё и убийца?
— На всё воля Жизуса, Дмитрий Александрович. Буду лишь надеяться, что это всё — череда ужасных совпадений, и Анисим непричастен. А ежели нет… Значит, в этом есть и часть моей вины. Недоглядел, не увидел зла. Буду взывать к его покаянию и милости судей.
«До чего же ответственный человек, — размышлял Митя, покидая кабинет преподавателя. — Переживает за студента как за непутёвого сына. Заслуживает ли он такого отношения?».
Разговор с Ганеманом ещё больше убедил Дмитрия в том, что педантичный Самокрасов как нельзя лучше подходит на роль Визионера. Перфекционизм и стремление к совершенству — есть природа что одного, что второго. Значит ли это, что оба человека — суть одно лицо?
Как бы ещё добыть прямых улик и отодвинуть с дороги адвоката?
*Тотошник — участник розыгрыша призов в тотализаторе, заядлый игрок.
Глава 21. В которой подтверждается, что мороженое — лучшее лекарство
«Всё-таки шарлот глясс* в такую погоду — лучший выбор», — мысленно похвалила себя Соня, аккуратно отломив ложечкой холодный десерт. Вот так — сверху вниз, чтобы в ложку попали и замороженные сливки с сахаром, и бисквит, пропитанный вареньем, и кусочек клубники маседуан*. И запить ледяным лимонадом.
Софья даже зажмурилась от удовольствия. А когда открыла глаза и посмотрела через большое окно на улицу — увидела на тротуаре рыжего кота, который так же жмурился, наслаждаясь солнцем.