Визит дамы в черном

На полу, на смятых крылышках, лежала Маргарита Львовна. Ее светлые рыжеватые волосы пропитались кровью и были совсем красными. Шелковый костюм тоже был в крови, кровавая лужица растекалась по паркету.

Витгерт, пачкаясь кровью, дотронулся до руки Маргариты Львовны, чтобы проверить пульс. Женщина была мертва.

Андрей вернулся в зал. От волнения он забыл рядом с телом трость и шел, сильно хромая и пошатываясь. Черную повязку, нос и бороду он сдернул с лица и отшвырнул в сторону. Гости вместо кадрили танцевали уже залихватскую полечку.

— Господа, остановите музыку, случилось несчастье!

Но музыканты, не слыша, продолжали наяривать польку, раздувая медь духовых инструментов.

Первым почувствовал неладное Колычев. Он заметил кровь на руках Витгерта, перевел взгляд на его лицо и кинулся к нему наперерез танцующим парам.

Танцоры останавливались, налетая друг на друга. Какую-то даму толкнули, она взвизгнула. Уже несколько голосов кричали музыкантам, чтобы те прекратили играть. Оркестр стих, только одинокий тромбон издал еще пару низких звуков в наступившей тишине.

— Что случилось? — Колычев наконец пробрался к Витгерту сквозь толпу. — Андрей Кириллович, что с вами?

— Произошло убийство. Там в коридоре лежит эта дама, Маргарита… Маргарита… Львовна, кажется. Голубая бабочка… Она мертва. Мертва, господин Колычев!

Кольцо людей в пестрых костюмах, окружавших Витгерта, разжалось. Дамы вскрикивали. Мужчины, на ходу срывая маски, устремились к боковой двери, ведущей в коридор.

— Остановитесь! — закричал Колычев, мгновенно превратившийся из магараджи в следователя, несмотря на самодельную чалму и шелковый кафтан. — Всем оставаться на местах! Не подходить к месту преступления! Тарас Григорьевич! Где полиция?

К Колычеву уже пробирался от буфета полицейский пристав Тарас Григорьевич Задорожный, одетый в костюм испанского гранда (страусиное перо для берета ему пожертвовала жена из собственной шляпы, а кружевной воротник был сделан из ее же нижней юбки, как утверждали злые языки). Танцевать Задорожный не умел, беседовать с дамами конфузился, поэтому коротал время в буфете, потихоньку угощаясь горячительными напитками.

— Тарас Григорьевич! Убийство! Ради Бога, уберите людей от места преступления и организуйте его охрану. Расступитесь, господа, разрешите пройти.

Испанский гранд преобразился, почувствовав необходимость решительных действий. Его звучный баритон тут же загремел над залом.

— Расступись! Расступись! Ты дывись на цых людэй — ничёго не разумиють! Не толпиться! Та пропустите же ж представителей закона, господа! А ну, выдыйдить!

Когда Задорожный волновался, был особенно заметен его малороссийский акцент. К нему уже спешили полицейские, рассосредоточенные (Виверра: опечатка) по залам и вестибюлям для наблюдения за порядком, — двое были в форме, а четверо — в одинаковых маскарадных костюмах Петрушек, сделанных, вероятно, за казенный счет.

Колычев прошел в боковой коридор, где находилось тело убитой женщины. Витгерта он поддерживал под локоть — лишившись трости, тот с трудом шагал на раненых ногах.

Любопытные, несмотря на все грозные окрики, пробрались в коридор и стояли плотной стеной, с ужасом глядя на мертвую Маргариту. Но близко к покойной никто не подходил.

Дмитрий заметил на полу рядом с телом револьвер и осторожно, платком поднял его. Судя по всему, из револьвера недавно стреляли, возможно, это и было орудие убийства.

— Это же мой револьвер! — закричал вдруг Витгерт. — Дмитрий Степанович, это мой револьвер! Он же должен лежать в гостинице, в моем чемодане, под замком. Откуда он здесь?

— В этом нам предстоит разобраться, — сдержанно ответил Колычев. — Ну что же, приступим к необходимым формальностям.

Происшествие на балу напугало весь город.

«Демьяновский вестник» писал: «Кровавая драма, разыгравшаяся на балу-маскараде в Коммерческом собрании, заставляет горожан задуматься — когда же схлынет волна преступности, захлестнувшая город? Отныне никто не может быть спокоен ни за жизнь своих домашних, ни за свою собственную.

Каких-нибудь два-три года назад об убийствах в Демьянове и не слыхали, самым страшным преступлением считалась пьяная драка подмастерьев. А теперь череда жестоких и циничных преступлений сотрясает наш город.