- То-то и оно. Я как прочитал в газете в Трапезунде, что вы теперь одна остались, так и понял: самой ей не выехать - затрут. А я возьму да и отвезу голубку к теплым морям. В России ей сейчас не выжить: красные не больно жалуют генеральских дочек. Вот я и нанялся к греку мотористом. Он рассчитывал взять из Крыма пассажира, вот бы и взял пассажирку.
- А что пассажирка не согласится, вы подумали?
- Только об этом и думал, можно сказать, всю жизнь: ни за что не согласитесь. Кто я? Матрос! А сейчас должны согласиться. Революция! Революция всех сравняла. Вы - женщина, я - матрос, матросу нужен кто-то на берегу, и вам надо к кому-то пришвартоваться.
Странно, но даже это словечко, с которым матросы на бульваре знакомились с модистками: "Разрешите к вам пришвартоваться", не показалось Марии ни смешным, ни грубым. А что? И "пришвартовалась" бы. Ведь все так тревожно: все бегут куда-то к морю. И вдруг из-за палисадника выходит Гриша и бросает в ворону палку...
А вслух Мария сказала:
- Так сложилась жизнь, Гриша, что между нами ничего не может быть...
Гриша ожидал это услышать.
- Потому что я матрос, - сказал он. - Ясно!
Марии стало обидно за него.
- Зачем вы так? Что тут стыдного? Меня вынянчил матрос - папин вестовой. Я родилась, когда папа был корабельным доктором, и выросла среди моряков. Вы моряк! Вот вы кто! И не надо унижаться перед генеральскими дочками, Гриша. Когда в мире - мир, а в доме - отец, мы млеем перед интеллектуалами. Пока не очнемся в открытом море на обломках родительского дома. Вот тогда мы предпочитаем моряков. Я говорю о мужчинах, на которых можно опереться.
Гриша не слушал, что она говорит: в конце концов все это слова и слова, а он ее любит. И вся его жизнь была бы, как стоячая вода без соли, если бы не эта, пусть несбыточная, мечта.
- Я бы полюбила моряка, - вдруг дошел до Гриши ее голос, - только моряка и полюбила бы... если бы не полюбила моряка.
- Так вы уже?..
- Да. Он тоже моряк.
Все было кончено.
- "Он" - это совсем другое дело, - сказал Гриша. - При "Нем" мне, конечно, нечего делать. - И направился к двери. Но уйти не мог, никак не мог. - А где же он плавает, этот ваш "Он", что не видит, как вы тут бедствуете?..
- Еще не хватало, чтоб я к нему обращалась с просьбами!
- Ко мне вы тоже не обращались.
- Но он даже не знает, как я к нему отношусь. И ради бога, я вас умоляю, ни словом, ни намеком не проговоритесь ему! Этот человек - просто друг. Он мне только друг, вы понимаете?!
- "Он" здесь?
- В том-то и дело! Вдруг ни с того ни с сего приехал!
Мария Станиславовна раздернула шторы. Окно амбулатории выходило во двор. Во дворе санатория стоял автомобиль Дубцова. Дети, онемев от восторга, разглядывали никелированное чудо.
- Сейчас я вас ему представлю, - сказала Мария. - Где же вы?
Гриша исчез. Мария беспомощно оглядывалась по сторонам: его нигде не было.
МОЖЕТ ЛИ МУЖЧИНА БЫТЬ СЕСТРОЙ?
Старший лейтенант Дубцов в полной форме - фуражка с белым верхом, китель с золотыми шевронами на рукавах и наградной кортик с темлячком на анненской ленте - стаскивал с заднего сиденья автомобиля коробки конфет и корзины с фруктами.
- Помоги-ка, дружок, - подозвал он Колю и подал картонную коробку.
Коля донес коробку до крыльца, швырнул в сердцах на ступеньки и ушел в аллею.
Там его догнала Райка:
- Зачем ты какао бросил?
- Не надо мне вашей какавы.
Коля даже не замедлил шаг.
- Почему нашей? Ну почему?
Коля остановился:
- А ты спроси офицера, кому он эти сласти привез - сыну машиниста или внучке статского советника?
- Ах вот как ты думаешь?
- Как все!
- Значит, когда красные придут, тебя будут шоколадом кормить, а меня отсюда вообще выгонят! Да? Ну, что молчишь? Я буржуйка? А то, что я ноги малышне мою, и горшки за ними выношу, и ем вдвое меньше тебя, не считается. Да?
Коля, насупившись, молча ковырял носком ботинка ракушечник аллеи.
Вдруг что-то зашуршало в кустах. Райка вздрогнула:
- Ой!
- Не бойтесь, пацанята, - прошептал чей-то голос. - Это я. - Из-за кустов вышел Гриша. Он только что благополучно вылез из окна амбулатории, где поначалу спрятался за шторами, и теперь держал путь к забору, чтобы исчезнуть навсегда.
- Куда вы? - спросила Рая. - Обратно в Турцию?
- Может, и в Турцию.
- Да он не турок, - сказал Коля.
- Значит, в Грецию.
- И не грек. Теперь уже ясно - русский, и никуда не поедет.
- Нет уж, пацанята. Отдаю кормовой.
Коля насупился.
- Значит, вы из этих... из буржуев, раз тикаете от революции.
- Это я-то из буржуев?
- Ну уж не из трудящих. Все трудящие себе счастье добывают, а вы тикаете.
Гриша невесело усмехнулся:
- "Трудящие"... А кто знает, что оно такое счастье и с чего его едят?
- У дедушки был толковый словарь, - сказала Рая. - Там написано: "Счастье, счастья, множественного числа нет. Ощущение полноты жизни".
- Как? - Гриша заинтересовался. - Так и написано?
- "Ощущение полноты жизни".
- Нет! Что множественного числа нет - написано?
- Написано.