– Сентиментальная дура, – сказал он. – У тебя есть родина-мать и муж-отец! А у меня нет ничего! Поняла? Как говорил Лев Николаевич Алексею Максимовичу: «Не та баба страшна, которая держит за хуй, а та, которая держит за душу!» Поняла? Вызови мне такси, я уезжаю!
В эту минуту в дверь позвонили.
– Аська, – предположила я. – Открой, чтоб она сразу в обморок.
Но это оказалась не Аська. Вслед за Димкой в комнату вошли Пупсик и Тихоня с перекошенными рожами. Они смотрели на него так, как дети из российской деревни смотрят на первого увиденного в метро негра. Они молчали, они были парализованы.
Димка позировал, сложив руки на груди и устало глядя на них.
– Так это ты? – нерешительно спросил Тихоня.
– Смотря что в данный момент считается мной, – холодно ответил он.
– Глаза… – прошептала Пупсик, – что у тебя с глазами?
– Цветные линзы.
– Тьфу ты, черт! – Она в изнеможении опустилась в кресло. – Я сегодня сойду с ума!
– А мне и в голову не пришло… – сказал Тихоня удивленно, – правда, было какое-то ощущение… странное. Но я не мог его вычленить.
– Теперь вычленил? – грубо спросил Димка.
– Вычленил, – откликнулся Тихоня.
– Чего пришли? – Димка выглядел немотивированно агрессивным.
– Да вот, решили сказать… – Они оба замялись таким приемом, у Пупсика даже возникло дежурно-плаксивое выражение лица. – Да эти деньги твои дурацкие…
– В общем, не надо нам денег. А то мы из-за них чуть не разругались по дороге, – подвел итог Тихоня.
– Это не из-за них, – выдохнул Димка.
– А кто говорит, что из-за них? Конечно, была жизнь… Она кончилась. Были идеалы, были друзья, было все понятно. А теперь как жить? – спросила Пупсик.
– Укрупнять и наращивать личность, – съехидничала я. Не то чтобы мне хотелось ее опустить, а просто было обидно, что забитой девочкой она производила впечатление чистого беспомощного существа, а сегодня только кошельки не ворует. Точнее, ворует, просто в своем виде спорта. Все мне рассказывали о ее производственных интригах, о сложной архитектуре просовывания Тихони в круг, плотно сложившийся до его решения начать писать статьи. Не мое, конечно, собачье дело, но если б она гербалайфом торговала, то достаточно было бы лицензии на торговлю и проверки санэпидемстанции, а она заполняла рынок дешевым чтивом. Тухлятиной, на которую бедные необразованные русские бабы подсаживались как на наркотик. Конечно, рынок равнодушен к этике, с него за это и не спрашивают, его дело, что кто-то в нем торгует оружием и наркотиками, мое дело – подавать торговцу руку или нет.
– По-моему, лично тебе я ничего плохого не сделала, – попыталась Пупсик защититься.
– Конечно, ничего, – согласилась я.
– Скажи, за что она меня так возненавидела? – жалобно спросила Пупсик у Димки.
– Не тебя. А ту часть себя, которая тебя опекала. У нее климактерический негативизм. Изо всех сил начинает новую жизнь с новым мужиком. У нее всегда под нового мужика психологическая чистка. Типичная душечка, – сказал Димка с отвращением.
– Я ненавижу не тебя, а твой способ заработка, – объяснила я на всякий случай. – Как говорила Раневская: «Деньги я проем, а стыд останется».
– А Борхес говорил, что литературные вкусы бога никому не известны, – парировал Тихоня.
– Знаете что, – остановил Димка, – раз уж начали лаяться, давайте хоть под это съедим мороженое. Я, как последний мудак, час крошил в него вишни и киви.
– Неси скорей! – закричала Пупсик школьным голосом, и от этого стало вдруг как-то легко.
– Тихоня, помоги мне все принести, пока они будут друг другу глаза выцарапывать, – хихикнул Димка и увел Тихоню.
Повисла холодная пауза.
– Ты с пляжа, что ли? – Наконец она сосредоточилась на моем сарафане.
– Нет, я час как проснулась в другой квартире.
– Как у тебя с Валерой? – спросила Пупсик, пробуя меня на степень доверительности.
– Нормально, – ответила я.
– А Андрей чего?
– Кажется, наконец нашел то, что ему надо. Правда, она замужем и с тремя детьми, – отчиталась я.
– Ну, ты счастлива? – Глаза у нее были такие напряженные, ей так хотелось услышать про «не очень», что я сжалилась.
– Знаешь, десять лет тому назад я бы скакала на одной ножке, а сейчас все уже не так ярко воспринимается…
Послышались шаги, и мы уставились в точку, в которой из-за двери должно было материализоваться мороженое, но почему-то появились и застыли Васька и Ёка.
– Чего это вы тут делаете? – спросила раздраженно Ёка, не понимая, как мы могли оказаться вместе с Пупсиком.
– Кино-то ведь уже кончилось, – весело добавил Васька.
– Садитесь к столу, сейчас внесут мороженое, – предупредила я.
– Кто? – подозрительно спросила Ёка, и в эту секунду в дверях появился Димка с подносом в остатках наряда, Ёка выронила сумку и прошептала: «Мамочка моя!» А остальные засияли от произведенного эффекта так покровительственно, как будто не они сами еще сегодня были в ступоре от этой комедии. – Ну, Димка, ну черт! Ну гад какой! Я из-за тебя ящик шампанского проспорила! – закричала Ёка и начала колотить его по плечу, и все захохотали как полоумные, засуетились у стола, загалдели, завозились вокруг витиеватого мороженого.