Визитатор

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Чёрная фигура то появлялась, то снова исчезала в рваных клочьях предрассветного тумана. Низко надвинутый капюшон полностью скрывал лицо монаха, пробиравшегося без лишнего шума к краю монастырского сада, только неестественно прямая спина выдавала его внутреннее напряжение. В тот момент, когда он достиг фруктового сада, примыкавшего к погосту, от старой яблони отделился тёмный силуэт. Послышался прерывистый шёпот:

— Я рад, что вы пришли. Это очень благоразумно с вашей стороны.

— Что вам нужно? Что это ещё за тайны, о которых нельзя поговорить в другое время и в другом месте?

— О, понимаете, давеча я получил известие от родных: моя бедная старая матушка тяжело заболела. Сестра и братья израсходовали все средства на её лечение, а совсем недавно один лекарь…

— Мне очень жаль, — резко оборвал пришедший монах. — Неужели, чтобы рассказать о вашем семейном горе, вы решили позвать меня сюда в такое время? Не понимаю…

— О, это очень просто. Мне нужны деньги для лечения моей дорогой матушки.

— И вы полагаете…

— Да-да, я даже уверен, что вы мне не откажете, — хихикнул в ответ собеседник.

— Вот так? С какой стати, позвольте узнать?

В темноте послышался преувеличенно горький вздох.

— Бедный брат Жан. Он был так добр, пообещав мне несколько золотых, а теперь лежит там, в сырой земле. Подлый убийца лишил жизни столь сострадательного христианина, он так и не успел мне помочь.

— Что за чушь вы несёте! Какой убийца!

— Ох, бросьте, всё аббатство об этом только и говорит, а викарий ко всем пристаёт с расспросами, ища злодея среди братии. И такой он, скажу я вам, проныра, всё подмечает.

— Ну, так что же? Это его право. Мне-то какое дело!

— Вам-то, может, и никакого, а я вот прям извелся, думая, стоит ли рассказывать викарию о том, что я видел той ночью? Но, сдается мне, вам тоже будет интересно послушать. Дело в том, что я видел убийцу, когда он пробирался к храму, чтобы подрезать верёвку на колоколе. Вы понимаете, о чём я говорю?

Монах оглянулся, хотя в таком тумане нельзя было рассмотреть и собственную руку, немного помолчал, затем жёстко отрезал:

— Это всего лишь слова. Кто им поверит!

— О, не сомневайтесь, викарий поверит, — вкрадчиво заверил его собеседник. — А если и нет, то подумайте об испорченной репутации. Подозрения ведь останутся в любом случае. Хорошо ли жить, ловя на себе косые взгляды братии и слышать шёпот у себя за спиной? Со временем братья станут сторониться, избегая оставаться наедине с тем, кому не доверяют. И так изо дня в день, изо дня в день до самой смерти…

— Ясно, — вы продаёте своё молчание.

Послышался нервный смешок.

— Я рад, что мы так быстро поняли друг друга.

— Сколько же оно стоит?

— Ровно столько, сколько запросил один хороший лекарь за лечение моей бедной дорогой матушки… пятьдесят золотых экю.

— Ложь! За такие деньги он верно пообещал её воскресить. Вы прекрасно знаете, что денег у меня нет.

— Хорошо, пусть будет сорок.

— Нет, это много. Я не смогу достать столько.

— Но в казне аббатства хранится намного больше.

— Что?! Вы хотите, чтоб я обокрал монастырскую казну?! Да у вас…

— Тс-с. Не спешите говорить то, о чём впоследствии можете пожалеть. Я готов уступить. Скажем, тридцать золотых экю в обмен на молчание. Но это последняя цена. Подумайте, сделка того стоит — всего лишь тридцать золотых, но они дадут возможность спать спокойно.

***

Спать спокойно! Болван! Спать теперь он вообще не сможет. И надо же было такому случиться, чтобы этот остолоп его увидел!

А казалось, он рассчитал всё безупречно. В октябре ночи уже тёмные, глухие. По окончании последней службы он намеренно замешкался на хорах, выждал время, пробрался на колокольню, подрезал верёвку и спрятался за выступом стены в ожидании, справедливо рассудив, что нельзя полагаться на случай, и если пономарь не сорвётся сам, доведётся его подтолкнуть. Но всё прошло гладко, как и было задумано: пономарь свалился вниз мешком и даже не пикнул. Жаль только, что окончил он свою никчемную жизнь в неведении, за какой именно грех расплачивается. Хотя у пономаря их было столько, что не всё ли равно.

Да, великолепное исполнение задуманного!

Длинноносый викарий, правда, начал дознание, заподозрив неладное. Но он, в своём безупречном плане, предусмотрел и такой поворот событий. Лишь о досадной неприятности — случайном свидетеле — он, кажется, не подумал, а ведь этот болван может всё испортить.

Впрочем… Он знает как обезопасить себя от вымогателя, а заодно и викария оставить с носом… с его длинным носом.

***

Матье де Нель открыл глаза и удивлённо огляделся. Где он? Почему голова кажется такой тяжёлой, словно чужой?

Он медленно перевёл взгляд на кресло, стоящее рядом с кроватью, и увидел в нём спящего Жакоба.

Вот оно! Вспомнил! События прошедших дней вихрем пронеслись в его памяти, заставив пошевелиться.

— Ах, святой отец, наконец-то, — воскликнул Жакоб, открывая глаза. — Ну, скажу я вам, заставили вы меня попереживать. Я просто места себе не находил от тревоги.

— Ты, как всегда, драматизируешь, — поморщился Матье де Нель, пытаясь сесть в постели.