Визитатор

— Неплохо, — согласился аббат Симон, успокаиваясь. — Кстати, а где деньги, о которых написал этот идиот? — он кивнул в сторону висельника.

Брат Арман обошёл амбар, освещая факелом все углы.

— Здесь только пустой ларец, — он отбросил его ногой. — По-видимому, гадёныш Пьер успел поживиться.

Настоятель, устроившись на прежнем месте, склонил голову набок.

— У вас светлая голова, Арман. Может быть, вы захотите стать настоятелем аббатства Святого Аполлинария?

— Нет уж, увольте, — лениво потянулся фаворит. — Охота прозябать в такой глуши.

— Разве наше аббатство — это глушь?

— Для кого как, но я смотрю дальше. Для начала, неплохо было бы устроиться при дворе епископа Орлеанского.

— Для начала? — хохотнул аббат Симон. — Однако у вас и размах! Ну что ж, это мы, пожалуй, сможем устроить. Ну, а потом?

— Потом, ваше высокопреподобие…

— Не заглядывайте так далеко. Будущность, порой, бывает так обманчива, — раздался голос викария. Его высокая фигура возникла в дверном проёме на фоне посеревшего предрассветного неба.

Аббат вздрогнул. Брат Арман выпустил от неожиданности факел из рук и тихо чертыхнулся.

Викарий вошёл, озираясь по сторонам.

— Жакоб, подними факел, а то, не ровен час, амбар действительно загорится, — он остановился напротив брата Армана. м Должен признать, вам не откажешь в сообразительности. Такая фантазия, такой изворотливый ум, но, к сожалению, на службе у зла. Вы просто мастер плести интриги.

— Чего не скажешь о вас, — дерзко ответил, пришедший в себя, фаворит. — Вы, кажется, считаете себя неуязвимым умником. А что, если мы немного изменим придуманную мной историю, и вы останетесь в случайно загоревшемся амбаре?

— Не думаю, что вам это удастся воплотить в жизнь, — спокойно парировал викарий. — Пока вы здесь совещались, Жакоб успел позвать свидетелей. Заходите, — крикнул он через плечо.

В амбар вошли двое монахов и остановились у дверей.

— Я послал за камерарием и келарем, дабы прояснить некоторые детали, — пояснил викарий. — Вы же, господин аббат, можете идти, оставив письмо покойного. Скоро утро — время капитула. Да, и прихватите с собой брата Армана, он неважно выглядит — вид чужой смерти особенно тягостен для молодых людей.

Настоятель бросил беспокойный взгляд на фаворита.

— Пойдёмте, ваше высокопреподобие. Визитатор прав — нам есть, что обсудить на капитуле, — процедил брат Арман.

Аббат послушно направился к выходу.

Викарий обратился к Жакобу:

— Будь так любезен, сбегай за сторожами, — затем он повернулся к камерарию и келарю. — Итак, вы и сами видите, по какому печальному поводу я велел разбудить вас раньше времени. Вот письмо, написанное братом Гийомом перед смертью. Кстати, кому из вас знаком почерк хранителя амбаров?

— Мне знаком, господин викарий, — тихо ответил камерарий.

— В таком случае, не засвидетельствуете ли вы его подлинность, брат Жильбер?

Камерарий склонился над листом. Келарь напряжённо молчал, стараясь не смотреть в сторону висельника.

— Да, думаю, это писал он. Видите ли, в своё время брат Гийом хотел получить назначение в скрипторий, но из-за неразборчивого почерка и безграмотности, не смог доказать свою пригодность. Конечно, это признание, по-видимому, написано второпях, но я всё равно узнаю его руку.

— Благодарю вас. Если вас не затруднит, брат Жильбер, прочтите нам его.

Камерарий повернул мятый лист к факелу, который Жакоб уходя, воткнул в землю, и стал читать:

— «Я признаюсь в том, что, движимый дьяволом, подстроил смерть пономаря, а потом я украл из ларца тридцать золотых и хотел бежать. Но совесть всё равно не даст мне жить спокойно. Мне нет прощения, и есть только один выход». Это всё, святой отец. Есть ещё, правда, закорючка, вероятно, означающая подпись.

Камерарий отдал письмо. Матье де Нель тщательно осмотрел его со всех сторон.

— Ну, вот и нашлись ваши тридцать золотых, брат Жильбер, и даже ларец.

— Где же они? — камерарий посмотрел по сторонам.

— У Пьера, сторожа.

— Почему у него? Я думал брат Гийом…

— Пьер оставался наедине с покойником и вестиарием, пока Дидье бегал за аббатом, — объяснил викарий. — Думаю, произошло следующее: войдя в амбар, он увидел деньги, а поскольку читать он не умеет, то ему и невдомёк было, что покойник написал о них в своём предсмертном письме. Да, если бы Пьер и знал, то вряд ли устоял бы перед соблазном — его жадность должна быть вам хорошо известна.

— Алчный змей, — прошипел, молчавший до этого келарь.

— Кстати, — повернулся к нему викарий, — как вы считаете, мог ли брат Гийом покончить с собой?

— Почём я могу знать, — огрызнулся келарь.

— Ну как же, он ведь был в вашем непосредственном подчинении, кому, как не вам лучше знать, на что он был способен.

— На безделье он был способен — вот на что. Это я знаю точно, а мог ли он повеситься, не могу знать, — келарь не скрывал своей враждебности.

— Вы, господин викарий, кажется, не верите в самоубийство хранителя амбаров? — вкрадчиво спросил камерарий.

— Меня смущает эта записка, — Матье де Нель повертел в руках мятый листок.

— А что в ней не так?

— Скажите, почему он ничего не объяснил? — спросил викарий. — Я нахожу это странным.