Визитка злой волшебницы

Затрубили фанфары, открылись двери большого зала, и гостей пригласили внутрь. Из концертного помещения были убраны привычные ряды зрительских кресел. Сейчас здесь стояли накрытые столы, увитые живыми цветами. С потолка свисали гирлянды роз. А на сцене (Инна вначале не поверила собственным глазам) стоял огромный трон, покрытый небрежно брошенной мантией из настоящего (тут Инна не поверила своим глазам во второй раз) горностая.

Фанфары затрубили снова, и гости стали торопливо рассаживаться за столы, сверяясь с номерами, указанными в пригласительных билетах. От гастрономического изобилия у Инны закружилась голова. «Где стол был яств…» – вспомнилась ей строчка из пушкинского «Медного всадника», но продолжения она не помнила.

Ее соседями по столу оказались директор крупной стоматологической клиники, с которым Инна была знакома, его супруга, главный режиссер театра юного зрителя с молодым другом и депутат городской думы, строитель Василий Павлов со своей главной бухгалтершей. Весь город (кроме законной супруги Павлова) знал о том, что у него с бухгалтершей вторая семья и общие дети. Инна поняла, что будет скучно.

Фанфары затрубили в третий раз, и на сцену выехала золотая карета. Из нее вышла именинница, при виде которой аж дух захватывало. Царское платье с длинным шлейфом было сшито из золотой тафты. На ногах сверкали туфли с золотыми набойками. На плечах – меховой палантин, тоже горностаевый, а на голове – золотая же корона с крупным рубином посередине. Надпись «Виват, королева!» зажглась над сценой, и дружный хор голосов, тут же подхваченный из зала, закричал: «Виват, виват, виват!»

«Рехнуться можно, – подумала ошалевшая Инна. – Во-первых, и вправду, апофеоз пошлости. А во-вторых, мамочки мои родные, сколько ж это все стоило-то!»

В перерыве между закусками и горячим гостей пригласили выйти на улицу. Перед «Русским домом» откуда ни возьмись появились невиданной красоты ледяные скульптуры. Резные корабли, оленей, деревья, снежинки искусная рука мастера вырезала из цельных кусков льда. Установленная подсветка заставляла их искриться всеми цветами радуги, гаснуть и вспыхивать вновь. Зрелище было таким красивым, что у Инны перехватило дыхание. Она даже забыла, что стоит на морозе в легком платье (идти в гардероб за шубой было лень).

– Холодно, – бархатный голос Антона Головко заставил ее обернуться. Он скинул с себя меховое пальто из стриженой норки (странный для мужчины выбор) и накинул ей на плечи. Инна благодарно улыбнулась.

– Спасибо, Антон Сергеевич. Как живете? Как бизнес?

– И не спрашивайте, голубушка. Как Касьян на нас посмотрел, честное слово! Страховые случаи сыплются один за другим. Поджоги, угоны… Если еще что-нибудь случится, «Берег» по миру пойдет. И главное – не понимаю, что происходит. Я без Алешки как без рук, честное слово! Чувствую, что с его потерей ничто не сравнится, но если я еще и бизнес потеряю, это будет крах. Просто крах!

Инна обратила внимание, что Головко плохо выглядит. Даже статность свою он как будто подрастерял под грузом свалившихся проблем.

– Антон Сергеевич, а вы замечали, что Алексей Леонидович перед смертью был чем-то встревожен?

– Замечал. Даже спрашивал у него, что он ходит как в воду опущенный. А он ответил: подожди, Тоша, вот сам разберусь, тогда поговорим. Я, честно сказать, решил, что у него с сыном опять проблемы. Когда в семье такое горе, как наркотики, все время живешь, будто на пороховой бочке. Так и вышло. Носился он с этим проклятым наркоманом. Все лечить пытался. И вот результат. Свихнулся парень совсем и отца убил.

– Все не так однозначно, Антон Сергеевич, – осторожно возразила Инна. – Я встречалась с Глебом, и выяснились новые обстоятельства. Он действительно украл у отца подаренный вами автомат, но вполне может статься, что он его не убивал. Что это было подстроено.

– Как встречались? – удивился Головко. – Он же в тюрьме!

– Да, в изоляторе временного содержания. Но меня к нему пропустили.

– Как же так, голубушка? – Головко заметно разволновался. – То есть вы хотите сказать, что это не Глеб… Лешку…

– Ну что за разговоры на юбилее! – за спиной Инны внезапно материализовался Коленька. – Если бы мама вас слышала, обиделась бы.

Он хозяйским жестом скинул с плеч Инны чужое меховое манто, небрежно сунул его в руки Головко и набросил ей на плечи свое кашемировое пальто. Безупречное, как она мимоходом отметила.

– Антон, я тебе уже один раз давал понять, что эта женщина занята. Не любою повторять дважды, – в его голосе прорезался металл.

В мимолетном взгляде, брошенном Головко на Манойлова, Инна успела разглядеть ненависть. Но он тут же опустил глаза, пробормотал что-то неразборчивое и, отступив, растворился среди других гостей.

– А ты, оказывается, имеешь на меня какие-то права? – насмешливо спросила Инна.

– А разве нет? – ответил вопросом Коленька.

– Мне кажется, после почти двухнедельного молчания у твоих прав, даже если они и были, истек срок давности.

– Прости, – его голос звучал ласково и покаянно. Теперь в нем не было и тени металла. – У меня просто серьезные неприятности.