Визитная карточка флота

Он усмехался в ответ на разглагольствования некоторых мариманов, называвших Черное море «мандариновым», ибо знал коварный норов бывшего Понта Эвксинского. Здесь на памяти людской разыгрывались такие трагедии, которым могут позавидовать и буйная Атлантика, и Великий, но отнюдь не Тихий, океан. Вспомнить, к примеру, черную пятницу 24 ноября 1854 года. Тогда невиданный ураган разметал и потопил возле Балаклавской бухты тридцать кораблей союзного флота, доставивших подкрепления, боеприпасы и провиант войскам, осаждавшим Севастополь.

Спускаясь вниз по внутреннему трапу, Сергей снова услышал хрипловатый голос по спикеру:

— Товарищи пассажиры, из-за штормовых условий захода в порт Ялта не будет. Следующим до Ялты предоставят автобусные билеты из порта Феодосия.

«Вот шутники, — недоуменно размышлял Урманов. — Не могли отправить ялтинцев автобусом из Севастополя. Петуху на плетне было ясно, что надвигается шторм».

Соседи по каюте тихонечко лежали в своих койках, последовав его совету. Зашторенный иллюминатор создавал иллюзию сумерек. Поддавшись этой иллюзии, Сергей тоже разделся и зарылся в чистые, чуть влажные простыни.

Сны подступили морские. Он увидел себя на мостике «Летучего», который, оправдывая свое название, птицей взлетал на гребни бушующих волн, острым форштевнем распарывая их надвое. Все вокруг ревело и выло, а он стоял в рубке, чуть расставив ноги, и насвистывал:

Будет буря — мы поспорим,

И поборемся мы с ней…

Очнулся он вмиг от тревожного предчувствия. Раскачиваясь на волнах, старый теплоход ухал и скрипел, словно трещали все его ребра-шпангоуты, вдоль борта с шумом прокатывались злобные валы. В каюте стоял резкий запах сырости.

Сергей рывком отшвырнул простыню, свесил ноги с койки. Спросонья сначала не мог понять, что за странная фигура на откидном столике возле иллюминатора. Но, сообразив, одним прыжком перемахнул полкаюты. Просунув руки в иллюминатор, сжал голову женщины и вызволил ее из круглой дыры.

— Сумасшедшая! — заорал он. — Что вы делаете!

Она обмякла на его руках. В чем был, босой, Урманов помчался со своей ношей в лазарет.

Судовой врач, усатый пожилой мужчина, не потребовал объяснений. Разорвав тесный ворот ситцевого платья, он приник ухом к груди женщины.

— Жива, — облегченно выдохнул врач. — В обмороке.

— Она не захлебнулась? — спросил Сергей.

— Не успела, просто нервы не выдержали…

Усач отбил горлышко какой-то ампулки, набрал полный шприц.

— Помогите, — приказал он Урманову. Сделав укол, поднес к носу пациентки склянку с нашатырем.

Она зашевелилась, обеспокоенно подняла голову с кушетки.

— Где я?

— Вы в корабельном лазарете, — успокоил ее усач. — А я доктор.

— Почему я здесь? — снова простонала она, поправляя рукой оторванный клок платья на груди.

— Потом, потом, милочка, — склонился над ней врач. — Пока полежите тут у меня, оклемайтесь немножко.

— Нет, нет! — запротестовала она, поднимаясь и садясь на кушетке. — Я хочу домой, к мужу…

— Как хотите, — равнодушно буркнул усач. — Только не делайте больше глупостей.

— Я отведу ее, доктор, — сказал Урманов.

— Можете даже отнести, — хмыкнул врач, казалось, совсем потерявший интерес к происходящему. — Только наденьте мои тапочки.

— Мне ужасно, просто нестерпимо захотелось глотнуть свежего воздуха, — объясняла в коридоре Алла. — Я отвинтила крантик, открыла это круглое окошко, высунулась… и дальше ничего не помню.

— Но вам запросто могло срезать голову, — поддерживая ее на трапе, укоризненно сказал Сергей.

— Срезать голову? Водой? — удивилась она.

— Вот именно. Вы не видели, как эта вода разрывает и скручивает в бараний рог корабельное железо.

— Ой, мне снова плохо, — хватаясь за него, простонала женщина. Скорее ведите меня в кровать…

Но сразу уложить ее в постель не удалось. В каюте было по щиколотку воды, мокрый Леня вычерпывал воду пепельницей в раковину умывальника.

— Откуда ты в таком виде? — недобро глянул он на жену. — И кто открыл иллюминатор?

— Леня, Ленечка! — с плачем кинулась ему на грудь она. — Сергей Прокофьевич жизнь мне спас!

Когда ясность была внесена и общими усилиями каюту осушили, летчик рассказал Урманову о происшедших без него событиях. Старшего лейтенанта окатило таким душем, что он пробкой вылетел из постели. Решил поначалу, что теплоход тонет. Потом возле иллюминатора его вторично обдало с головы до ног. Только когда заделал «пробоину», обнаружил исчезновение жены и соседа.

— Вы не думайте, Сергей Прокофьевич, ничего плохого мне в голову не пришло, — смущенно оправдывался Леня. — Просто растерялся: где вы можете быть ночью и в такую погоду?..

Жена не слышала его объяснений, она заснула прямо на мокрых простынях, при ярком свете каютного плафона. С лица ее исчезла страдальческая гримаса, черты его сгладились, просветлели, и она снова очень напомнила Урманову Кармен.

— Мы теперь на всю жизнь вам обязаны, — продолжал говорить старший лейтенант. — Адреса у нас пока нет, но когда у нас будет дом, двери его открыты для вас, как для родного… Знаете, у меня в чемодане есть бутылка спирта. Вы пьете спирт?

— Приходилось, — усмехнулся Сергей.

— Давайте по такому случаю…