Визитная карточка флота

Назавтра возле борта затарахтел движок катера, по трапу в него спустились одетые в форменные рубашки с погонами капитан и второй механик.

— Привезу вам гостинец, доктор! — махнув Татьяне рукой, пообещал Ян.

Возвратились они на судно перед ужином, оба слегка навеселе, в руках у Томпа белел объемистый бумажный сверток.

Вскоре механик постучался в дверь лазарета.

— Презент специально для вас, — сказал он, кладя на стол два больших кокосовых ореха.

— Спасибо, Ян, — зарделась Татьяна. — Я даже не представляю, что с ними делать.

— Расколоть и выпить сок или натирать им лицо перед сном, говорят, кокосовый сок хорошо освежает кожу.

— А вы сами пробовали? — улыбнулась она.

— Мою дубленую шкуру уже ничто не размягчит, — рассмеялся Томп, потом, спохватясь, вынул из кармана два письма: — Это вам еще один подарок.

Татьяна схватила конверты и умоляюще глянула ему в лицо. Поняв, Ян торопливо вышел.

Отец писал, что Димка вернулся из Куйбышева повзрослевшим и окрепшим, теперь гарцует во дворе с московскими приятелями. На свадьбу племянника Игорехи отца приглашали, только приболел он в ту пору, оттого и не поехал. Невеста работает на заводе вместе с Павлом…

Другое письмо было от Ильи, послано оно было гораздо раньше отцовского. «Ты очень правильно поступила, что ушла в загранплаванье, писал бывший муж. — У тебя теперь есть возможность подумать обо всем, что произошло, и понять, что примирение — единственный путь к счастью нашего сына…»

Татьяна прочла письмо до конца лишь потому, что в конце листочка синели крупные Димкины каракули: «Мне у папы хорошо. Мамочка, я тебя очень-преочень люблю!» В порыве нежности она осыпала сыновние каракули поцелуями.

Спустя неделю «Новокуйбышевск» ошвартовался к одному из причалов порта, и на его палубе появились веселые кудрявые мулаты. Началась неторопливая разгрузка.

Стивидор, молодой парень в зеленой, выцветшей на плечах от пота гимнастерке, которого все называли по имени — Армандо, прилично владел русским:

— Коммерческий техникум, Ленинград, — любезно объяснил он Татьяне. Корабельный врач его явно заинтересовала, он часто стал попадаться Татьяне навстречу. — Если вам покрасить волосы, вы станете настоящей испанкой, польстил ей Армандо.

— Мне больше нравится быть русской, — улыбнулась Татьяна.

— Среди русских женщин тоже много настоящих красавиц! — показал ей все тридцать два перламутровых зуба стивидор.

Татьяна отметила, что почти все кубинцы большие любители поговорить. Стоило обратиться к любому из них, как он прекращал работу и охотно вступал в беседу. Исправно помогал общению докеров с экипажем «Новокуйбышевска» дождь, который ежедневно во второй половине дня прогонял всех с палубы.

Кубинцы собирались в судовой столовой, откуда-то появлялась видавшая виды гитара, ее сообща настраивали, и молодой гортанный голос заводил:

Беса ми, беса ми мучо,

Комо си фуэро еста ноче ла ультима бес…

Песню подхватывали остальные, притопывая в такт, в столовой затевался маленький концерт художественной самодеятельности.

Но ливень быстро прекращался, жаркое солнце выпаривало натекшие лужи, и смуглолицые докеры неохотно принимались за работу.

Где бы ни находился человек, мыслями он всегда дома, потому такими родными показались Татьяне серые воробьи, порхающие на кран-балках, захотелось подержать на ладони одну из шустрых пичуг. Только позже, приглядевшись внимательно, она установила, что у здешних воробьев более длинные хвосты.

Следующим утром на причал выкатился обшарпанный зеленый «форд» и огласил округу длинным веселым «бип-бип».

— А это — третий презент, — сказал Татьяне Ян Томп. — Мой добрый приятель компанейро Хименес Риверо покажет вам Гавану.

— Что ж вы меня не предупредили, Ян! — засуетилась Татьяна. — Я же не одета как следует…

— Здесь не приняты шикарные туалеты, этот сарафан вам очень к лицу.

Все же она спустилась в каюту, переменила сарафан на яркое ситцевое платье.

— Естой контента де верли, сеньора! — приветствовал ее худощавый кубинец, открывая дверцу машины.

— Хименес говорит, что рад вас видеть, — перевел Ян и представил спутницу.

— О, Татиана! — сверкнул жемчугом зубов Хименес. — Бьена имья!

— Компанейро Риверо демонстрирует свои познания в русском языке, похлопал его по плечу Ян. — Я пробовал его учить, но полиглот из него не вышел.

— Муи бьен, ир аль фондо![1] — дружески ткнул Яна кулаком в бок Хименес.

«Форд» прыжком рванул с места, и, маневрируя между контейнерами и терриконами из ящиков и клетей, покатил к воротам порта. Стоящий возле них солдат с полуоткрытой кобурой на боку взял под козырек зеленого картуза.

Хименес Риверо был отличным водителем. Ловко объезжал сгрудившиеся возле обочин автомашины, в то же время поддерживал разговор, поминутно оборачиваясь к сидящим сзади. Ян Томп едва успевал переводить его эмоциональные тирады.