Визиты: Осенние визиты. Спектр. Кредо

– Голландия… Корректор, у меня к тебе одно-единственное предложение. Проваливать к дьяволу. Учти, завтра я буду уже не здесь.

– Харин, успокойся. Мы и в Женеве будем соседями, если на то пошло. Три километра по берегу озера, будем на чаек ходить друг к другу.

– С-скотина! – Харин дернулся, как от удара. – Психопат. Убирайся.

– Хоть бы с женой познакомил.

– Она у себя в комнате и выходить не будет. Нечего ей видеть твое лицо.

– Логично. Мне нужны патроны, Харин. Потом я уйду.

– У меня не оружейная лавка, должен понимать. Ты заказываешь, я достаю. Здесь ничего не мелькает.

– Тогда скажи, где достать. Дай мне всю цепочку. Или задержись сам на денек.

– Илья, ты переходишь грань.

– Вчера вечером перешел. Харин, давай по-хорошему.

– По-хорошему уже не получится. – Харин быстро посмотрел на охранника.

Карамазов завалился на бок, опрокидывая массивное кресло, заслоняясь им, и две пули завязли в дереве. В следующее мгновение он уже был перед охранником. Отбил руку с пистолетом, вывернул в потолок – выстрел разнес хрустальную люстру звенящим водопадом осколков. Охранник выпустил пистолет, оттолкнул, тот полетел на пол – видимо, понял, что не удержит оружия. Ударил Илью коленом в пах. Тот не почувствовал боли. Сила была в нем, сила была вокруг, невидимый щит, смертоносный меч. Он зажал шею охранника, скользнул вбок, выворачивая руку, заглянул в раскрывшиеся от боли зрачки и поймал на их дне одобрительную улыбку Тьмы.

Хрустнули позвонки, и тело обмякло, превратилось в тяжелый манекен, куклу из мокрой ваты. Илья выпустил охранника, нагнулся, подбирая пистолет. Посмотрел на Харина. Тот замер, окаменел, лишь пальцы нервной дробью стучали по стеклу.

– Я достану патроны, Корректор…

– Нет, Харин. – Илья нагнулся, ощупал запястье охранника. Пульса не было. А это что? Ведь обещал сыну подарок сделать… Нигде нет правды. Илья расстегнул браслет своих часов, стянул их с мертвой руки. – Ты отдашь мне поставщиков.

– Корректор, я тебе много раз помогал…

– Это будет последний. Извини.

– Корректор… – Харин облизнул губы. – Жену не трогай. Она ничего не видела. Тебе не стоит ее опасаться.

Карамазов пожал плечами:

– Имена, Харин. Все имена.

8

Визирь умел париться. Для человека восточной национальности он делал это даже подчеркнуто вкусно. Шедченко он обрабатывал вениками с таким азартом, словно это и было его подлинное призвание.

– Сейчас дубовыми пройдусь, – приложив его последний раз, сообщил он. – Терпишь, полковник?

Лежащий на полке Шедченко пробурчал что-то неразборчивое.

– Ладно. Перерыв… – Визирь присел, похлопал себя по волосатой груди. – Коля, мог ты подумать, когда улетал из Киева, что через пару дней российский депутат узбекского происхождения станет тебе задницу веничком полировать?

– Знаешь, Рашид, лучше бы я в Киеве в баню сходил.

Визирь засмеялся:

– Кто ж спорит. Все перемены в мире – к худшему. Тут и сомнений никаких нет. Но в критической ситуации ты сделал лучший выбор, поверь.

– Чему учили… – Шедченко поднялся, перелез на полку повыше. – Рашид, не думай, что я тебя хоть немного идеализирую. Ты продажен, как и все остальные. На твоей совести много чего лежит.

– Честный ты человек… – Визирь потер щеки. – О, сейчас третий пот пойдет…

– Рашид, почему ты убил своего прототипа?

Визирь вздохнул:

– Власть не делят, дорогой. Сила лишь растет, знания умножаются, но Власть – не делят на двоих. Слабейший должен был уйти. Он ушел.

– Тебе не жалко его, Рашид? Ведь он – это ты.

– Вот именно. Рашид Хайретдинов продолжен во мне. Его мечты – мои. Я люблю его детей и забочусь о его жене. Никто и никогда не увидит отличий.

– Ты веришь в Бога?

– Ну, прямо интервью… – Хайретдинов завозил по телу ладонями, словно помогая порам открыться. – Рашид – верил. Я нет. Понимаешь, Коля, когда живешь в сотый раз, то трудно принять постулаты религии. Христос… он был славный парень. Я ему симпатизировал, и не моя вина все же, что так вышло. Как он нас всех…

Хайретдинов засмеялся.

– Нет, это было прекрасно. Обратить свое поражение в победу… Преклоняюсь. Это была великолепная победа, чистейшая… – Он покосился на Шедченко. – Только вот больше у него прийти не получается. Когда люди хотели добра и милосердия, когда не было никаких оснований – он вспыхнул. А теперь… у того, что мы назовем Светом, просто не получается вступить в игру вновь. Нет оснований. Нет прототипов. Зато для Тьмы кандидаты находились всегда.

Он встал.

– Все, пошли остывать…

– Рашид… – Шедченко положил руку ему на плечо. – Ты-то сам себя кем считаешь? К чему ты ближе?

Визирь прищурился:

– Ты ведь правды хочешь, Коля?

– Если ты можешь ее сказать.

– Толпой бандитов и скотов управлять невозможно. Людьми, которые считают себя счастливыми, управлять проще, чем доведенными до отчаяния. Вот и вся моя мораль.

Шедченко кивнул, и они вышли из парной.

Нет, они больше не казались сестрами-близнецами. Просто сестры. Одна старшая, красивая, уверенная, заставляющая людей провожать ее взглядами. Другая растерянная, напуганная, словно ребенок, хватающаяся за ее руку.