Визиты

В течение десяти минут Мартин спорил с полицейским. Хотя можно ли называть спором два монолога? Мартин растолковывал, что в человеческой культуре не принято забирать в рабство или усыновлять спасенных от смерти существ. Полицейский объяснял, что культура шеали основана на традициях, и спасенное от смерти существо «переходит в новую стаю». Мартин уверял полицейского, что вовсе не ставил своей задачей спасти какого-то конкретного птенца. Полицейский сообщил, что многочисленными свидетелями подтверждено – только вмешательство Мартина сохранило птенцу жизнь. Мартин наотрез отказался забирать птенца на Землю, равно как заботиться о нем на Шеали. Полицейский признал, что такое право у Мартина есть – но тогда оставшийся в одиночестве птенец погибнет. Мартин язвительно спросил, имеет ли он право делать с птенцом все, что ему угодно? Полицейский подтвердил, что несовершеннолетняя особь, «выпавшая из гнездовья», не пользуется защитой законов.

Из полицейского участка Мартин выскочил красный и в голос ругающийся матом.

Птенец шеали! Член «его стаи»!

Он представил себе гигантскую канарейку, расхаживающую по его московской квартире. Представил, как, возбужденно размахивая крыльями, птенец сообщает: «Папа, папа, а мальчишки во дворе сказали, что я тебе не родной!»

– Сволочи! – завопил Мартин. – Идиоты! Дебилы!

«Документ на птенца» жег руку. Мартин мстительно ухмыльнулся, приноровился порвать карточку. И вспомнил: «Я жива. Я же говорила – я девочка».

Если бы он не заговорил с маленькой шеали…

Впрочем, кинулся бы он спасать птенцов, не поговорив вначале с «девочкой»?

– Дурак… – обреченно прошептал Мартин.

Все-таки правила для туристов были написаны не зря…

Спрятав картонку в карман, Мартин побежал к фонтану. Почему-то ему представилось, что девочка так и стоит под струями воды – мокрая, продрогшая, в один миг ставшая абсолютно одинокой и беззащитной…

Девочка сидела на скамейке. Мокрая, взъерошенная и беззащитная. Мартин понял, что это именно она – остальных птенцов от фонтана увели, да и все следы побоища исчезли.

Мартин перешел на шаг. Присел рядом. Посмотрел на птенца.

«Как глупо все получилось, – сказала девочка. – Теперь я в твоей стае?»

«Да», – ответил Мартин.

Девочка спросила:

«А у вас вообще есть стаи?»

«Нет. Есть семьи… нации… государства… Но это другое».

«Я так и думала. Плохо».

– Ну что мне делать, а? – произнес Мартин в пространство.

«Ты говоришь на своем языке?»

«Да».

«Извини, я не понимаю, когда ты говоришь на другом языке. Если ты возьмешь меня с собой и примешь в стаю – я постараюсь его выучить. Я способная. У меня еще есть время учиться».

«А ты допускаешь, что я не возьму тебя?» – с любопытством спросил Мартин.

«Да. Если у вас нет стай… я принадлежу к иному биологическому виду… я послужу обузой».

«Полицейский даже не поинтересовался, есть ли у нас стаи…»

«Полицейский – взрослый. Он уже не умеет думать».

Мартин кивнул. Вздрогнул, осмыслив сказанное:

«Что значит – не умеет думать?»

«Не уметь думать – это означает не уметь думать».

«Ты – думаешь?»

«Конечно».

«Другие дети?»

«Да».

«А взрослые?»

Девочка что-то прощебетала. Кажется, это было местным аналогом смеха:

«Извини, я думала, ты знаешь. Конечно же – нет».

«Ты поэтому убежала? Когда узнала, что я взрослый?»

«Да. Я растерялась. Я не сразу осмыслила, что ты – Чужой и умеешь думать, даже когда стал взрослым».

«Но ваши взрослые – говорят, – напомнил Мартин. – Они работают, ходят через Врата, управляют машинами…»

«Они это умеют. Это…» – Девочка замолчала.

«Рассудок?» – подсказал Мартин.

«Рассудок. Правильно. Они научились. Они были детьми, умели думать. Они узнали все, что им нужно для жизни. И перестали думать. Думать – трудно. Думать больно и опасно. Если в мире нет неизвестных опасностей – тебе вовсе не нужно думать».

«Именно поэтому убийца… сошел с ума?»

«Он не сошел с ума, а пришел к уму, – терпеливо сказала девочка. – Он встретил новую сущность – тебя. В детстве его не подготовили к встрече с Чужими. Ты вел себя как шеали, но не был шеали. Рассудка не хватило, и ему снова пришлось думать. Он был шокирован разумом. Он заболел. Он не успел осмыслить новое и стал действовать как первобытный шеали – убивать слабых, чтобы спасти себя. Мне очень его жаль».

«Как шеали перестают быть разумными? – спросил Мартин. – Я хотел бы знать».

Девочка пристально смотрела на него.

«Извини, я только теперь поверила, что ты разумный. Ты принял новое сразу. Прости, я сомневалась».

«Ничего. Ты расскажешь мне, как шеали перестают быть разумными?»

«Да. А ты берешь меня в свою стаю?»

«Ну не могу же я тебя тут бросить? Ты ведь умрешь тогда».

«Я попробую выжить. Я умная, я что-нибудь придумаю. Можно уйти в леса и жить как дикари. Там есть хищники, но я сделаю…»

«Ты хочешь есть?» – спросил Мартин.

«Очень», – мгновенно ответила девочка.

«Какой же я дурак… Идем».

* * *

…Слава Богу, она не клевала принесенную официантом кашу, а ела чем-то вроде ложки. Начни девочка деловито стучать клювом по тарелке – опасность «шокироваться разумом» угрожала бы Мартину.