Визиты

Он быстрым шагом пересек улицу, едва не переходя на бег, пошел вдоль длинного панельного здания. Вошел в четвертый подъезд, стукнул по кнопке древнего лифта. Клацнули моторы, словно пытаясь доставить лифт с первого этажа на первый. Слава закрылся в изрисованной зажигалочной копотью кабинке, секунду помедлил, прежде чем нажать на кнопку. Шестой, седьмой… Ярик всегда забывал этаж. Ему пришлось вновь вызвать картинку, скол прожитой реальности, чтобы вспомнить. Седьмой.

Сразу вспомнился Посланник Тьмы. Засосало под ложечкой, не страх, а напряжение, жгучее и сладостное, как перед схваткой.

…серые, серые стены, темнота скрывает роспись и гобелены, темнота – его время, но нельзя уже медлить, он последний из его противников, как хорошо, что в этот раз шпага даже привычнее руке, чем перо… Серебристая амальгама на клинке, хрупкая и смешная, если смотреть из века двадцатого, но тогда она входила в правила игры, и спасибо Посланцу Знания, уже истлевающему в своей отшельничьей келье, что он сумел-таки нанести серебро на сталь. Черный алтарь, перевернутое распятие, девушка на каменной плите – как смешно, как смешно это из двадцатого века, после триллеров и ужастиков голливудских режиссеров, но тогда это было совсем не смешно, пусть и страха не было. Их оказалось двое, Сила отдалась Тьме, и его клинок отбивал их выпады, а серебристая пленка кружилась, мерцала в свете черных свечей, осыпалась, клинок терял свою мистическую силу, и выбор сузился до одного – тогда он прыгнул вперед, чувствуя, как шпага Посланца Силы входит под ребро, мучительно медленно, но все-таки он дотянулся и ударил, и юноша с тонким бледным лицом взвыл, и в голосе не было ничего человеческого, и плоть его стала рассыпаться, истлевать зеленой жижей, закованная девушка закричала, а Посланник Силы выпустил шпагу и отступил на шаг, темный блеск гас в его глазах. Тебе повезло, девочка. Все-таки повезло. А знатный рыцарь – это куда лучше нищего менестреля. Ты простишь рыцаря и забудешь меня. Пусть. Пусть побеждает Сила.

Только не Тьма.

Он очнулся, когда понял, что лифт не движется уже несколько минут. Как ярко. Как больно. И пусть старик иронизирует по поводу одной-единственной победы. То поражение стоило сотни побед.

Визитер вышел из лифта, чувствуя, как дергается лицо. Прочь-прочь-прочь.

Новое время, новые игры. Не скажешь, что легче.

Он позвонил, и Скицин открыл почти сразу, словно подошел еще на шум лифта и стоял в недоумении, ожидая звонка.

– Ну, проходи. – Степан стал сдвигаться вдоль коридора, освобождая место.

Рядом со Скициным Заров всегда чувствовал себя стройным и невесомым, словно самые малолетние из его героев. Впрочем, Скицин ухитрялся таскать свои килограммы с грацией закоренелого толстяка.

– Н-да. – Сложив руки на животе, Степан наблюдал за ним. – Ну, здравствуй. Очень рад, что на вторые сутки неожиданного пребывания в Москве ты исхитрился выкроить минутку для старого друга.

– Вчера был кошмарный день. – Визитер почувствовал, что начинает оправдываться. Это было от Ярослава, и он невольно поморщился.

– Кошмарный, говоришь? Я бы предположил, что ты заглянул к Озерову и вы устроили дегустацию мускатных вин. Собственно говоря, я так и предположил. Но он, оказывается, ожидает тебя только сегодня. С минуты на минуту. Нехорошо, Ярик. Хоть позвони Тиме, скажи, что у меня немного посидишь…

Черт…

– Я уже звонил. Мы договорились завтра встретиться.

– Да? Ну рад, рад. А то можно Озерова позвать. Или к нему поехать.

– Не стоит, у него сегодня какие-то важные гости.