Рассуждения предыдущего раздела подталкивают к выводам о существовании некоего нематериального, но подразумеваемого «дистанционного общего тела», говоря метафорически. Речь идет о тотально медийном духовном пространстве, подразумевающем и некоторые сходные физические действия, сходный алгоритм поведения, вплоть до поз и жестов, у больших, напрямую ничем не объединенных и не знакомых друг с другом человеческих множеств. Как нам представляется, такова новая модификация того, что в эпоху Средневековья являлось общим социальным телом и что постепенно разрушалось в эпоху Ренессанса и Нового времени, однако не исчезало полностью. «Общее дистанционное тело» уже не требует от человека физической встроенности в ритуалы, обряды, праздники и будни христианской или иной культуры. Но и не запрещает, а скорее способствует приобщению к религиозным и светским традициям хотя бы в качестве просвещенного наблюдателя, дистанционно наблюдающего религиозные праздничные службы, всевозможные действа, общественно значимые церемонии, черпающего информацию об истории и современном состоянии религии, обсуждающего вопросы религии на интернет-форумах.
Однако и новая культура эпохи электронной визуальности предполагает разрастание своих традиций, своих нормативов, своих ритуалов, позволяющих отдельному индивиду чувствовать себя частью большого целого. К нынешней ситуации «дистанционного общего тела» человечество пришло закономерно.
Средневековый европейский город, как отмечал Ле Гофф, мыслился подобным телу, да и многие социальные структуры Средневековья именовались «телами». Ремесленные цеха – «corps», и приход, в городе совпадающий с кварталом, «составлявшим «объединение (corps) верующих» под управлением священника», подразумевают идею телесной общности человеческих множеств[81]
. Руководствуясь данными Ле Гоффа, Й. Хёйзинга, М. Фуко, А.Я. Гуревича, Д.С. Лихачева, А.М. Панченко и других историков культуры, можно сделать обобщение, что для средневекового мира являлось весьма значимым наличие «общего социального тела», то есть общественно-культурного организма, чья внутренняя целостность и иерархия составляющих носили не только умозрительный, но и очевидный физический характер. Индивид мог чувствовать, что несет ряд обязанностей по отношению к общему социальному телу, частью которого он неминуемо является.У этого тела была высокая религиозно-церковная ипостась, что отображается в христианском представлении о «теле Христа», которое вкушает человек, причащаясь. От участия в религиозных процессиях, празднествах, трапезах до обряда целования руки священника, целования креста и ношения нательного крестика, от поклонения мощам до паломничества к святыням, когда непременно следовало либо дотронуться до них рукой, либо ступить босой ногой на их территорию, то есть в поле их прямого воздействия, – все пронизано верой в необходимость и сакральность физических контактов. С их помощью социальное тело общины, состоящее из отдельных индивидов, укрепляет и подтверждает свою духовную связь с Господом. (В католических храмах разных стран до сих пор можно видеть прихожанина, который не просто молится, но держит при этом за руку статую того или иного святого, горячо с ней беседует, как с реальным живым человеком.)
Не менее важны были социальные узы, имевшие символическое воплощение в физическом взаимодействии. Вассально-куртуазная система, в которую был встроен индивид, подразумевала, что человек обязан преклонять колени перед своим сеньором, целовать руку у сеньора и у прекрасной дамы, подавать кому-либо руку при схождении с лошади или подставлять свое плечо для усаживания на лошадь человека, занимающего более высокую социальную ступень. Среди характерных действий, призванных демонстрировать и закреплять социальные узы, оказываются заключение в объятия, касание мечом плеча и головы, дарение перчатки или кольца, целование этих и других предметов, несущих в себе символические смыслы[82]
.