Вдруг я поняла причину рези. Я же в этом кинотеатре почти безвылазно уже четыре дня. Я подошла к экрану, сняла штаны и сделала кучу. Довольно смотря на неё, я рассмеялась. Злые духи даже не думали, что я им в буквальном смысле нагажу. Господа духи, вы будите за мной всё убирать? А если я сделаю так? Я наступила на кучу и размазала её по полу. Я не могу перестать смеяться. Коричневая масса испачкала дорогие кроссовки. Я размазала её подобно арахисовому маслу по ковролину. Новая ассоциация вызвала гомерический припадок. Меня подкосило и бросило на ближайшее кресло. Я смеялась до слёз, до боли, до жжения в лёгких. Задыхаясь я продолжала смеяться. Лучше такая смерть. Пусть духи придут и убьют меня за такое неуважение. Кое-как я оторвала покрасневшое лицо от спинки кресла. Перед экраном ничего не было. Я опустила глаза на кроссовки. Те оставались грязными.
Во мне что-то оборвалось. Я простая игрушка в руках злых колдунов, которые потешаются надо мной, как им вздумается. Мой выкрутас не оскорбил их, а только развеселил. Им интересно, докуда я могу опуститься. Значит, нагадить в кинотеатре мало, чтобы меня отпустили. Я хочу бежать отсюда, вернуться домой к тем убогим вещам, что меня окружают. Я готова хоть туалеты языком вылизывать, только позвольте мне вернуться домой, в моё истинное лучшее на свете место.
Я сняла кроссовки и бросила их вглубь зала, зная, что они исчезнут, оказавшись вне поля моего зрения. Босяком я вышла из зала. Естественно, снаружи ничего не изменилось. Всё те же белые стены, те же сумерки. Магазины приветливо мигают витринами, предлагая купить у них люксовую одежду, расплатившись душой. Неужели я променяла весь свой мир на эту безвкусицу?!
На мне одежда. Пусть она грязная, карманы полны остатками соли, а масло попкорна оставило некрасивые пятна, это не отменяет того факта, что мой костюм стоит как недельный бюджет средней семьи, а после химчистки в нём можно хоть на приём к королеве идти. Словно меня покрывает слой отвратительных насекомых, я начала сдирать одежду. Она рвётся в моих руках, пуговицы и ткань не могут противостоять безумному человеку. В слабых руках вдруг появилась такая сила, которая смогла разодрать жесткий пиджак. Я даже не могу его нормально снять, расстегнув пуговицы, спустив штаны, вытащив руки из рукавов. Моё омерзение так велико, что нельзя тратить время на молнии, пуговицы и крючки. Я просто срываю одежду, и та жалобно от этого стонет. Мне хочется плакать, выть от омерзения. Мне кажется, что костюм живой и готов полностью поглотить меня, высосать остатки души и заменить её на что-то тёмное, противное. Я сбросила одежду себе под ноги, мне даже показалось, что она шевелится подобно клубку змей.
Голая я стою, чувствуя кожей, что одежда мне больше не нужна. Лохмотья у моих ног исчезли, только я от них отвернулась. Место не изменилось. Колдуны не достаточно наигрались. Значит, нужно изобрести новый способ.
Резко рванув вперёд, я схватила стул моей любимой кофейни и кинула его в витрину. Она взорвалась множеством осколков, фейерверком баночек с дорогими кремами, возмущённым звоном потревоженной сигнализации, которая подозрительно быстро заткнулась. Витрина уничтожена, но я не собираюсь останавливаться на этом. Ещё один стул отправлен в дорогущую витрину, сияющую настоящими алмазами. Я забегаю туда, хватаю россыпь бриллиантов и тыкаю их как семена в газон. В следующий момент я бегу к огнетушителю и заливаю пеной магазин с дорогущей обувью. Когда пена закончена, то я бросаю уже пустой огнетушитель в витрину магазина белья, где несколько тесёмок стоят как поддержанная яхта. Осколки летят во все стороны, но мне этого мало. Больше разрушений, больше. Может быть, тогда из-за этого потрясающего неуважения кто-то выйдет ко мне. Они должны обидеться, потому все их труды я не ставлю ни во что. Они должны быть оскорблены. Давайте, выходите! Кто вы? Черти, люди, гномы или кто? Убивайте меня, казните, милуйте, унижайте. Но покажитесь,.. пожалуйста.
Моё буйство продолжалось часов пять. Но только я отвернусь от погрома, он тут же становится порядком. В отчаянии я хватала очередной тяжёлый предмет и неслась к только что восстановленной витрине. Поддерживать разгром оказалось очень трудно, когда его прямо за тобой убирают. Это высосало из меня последние соки, и я в отчаянии рухнула на пол совершенно голая.
День 29-й