Вход не с той стороны

– А чего не сказала про самолет? – поинтересовался я и обратил внимание, что ее рука переместилась ближе к шее.

– Ты занят был. К тому же это уже не сильно важная новость… – Герда стала поигрывать мочкой моего уха. – Хочешь, я обед приготовлю?

– Да… то есть нет. Я сам. Вот прямо сейчас пойду и приготовлю. А ты посмотри… – Я поспешил смыться подальше от эстонки.

Я понял. Герда решила сдаться! Наконец-то! Но я-то – нет. Терпел сколько, потерплю до вечера. Надо бежать, а то все случится прямо здесь.

Ехидную улыбку, которой провожала меня Герда, я просто не заметил.

Приготовление обеда много времени не заняло. Кинул в кипящую воду нарубленное копченое мясо, следом пачку горохового концентрата, ложку свиного смальца, подождал, пока вода закипит опять, затем, разворошив костер, убрал огонь. Вот. Через час кину лаврушку и перец с солью, получится национальная немецкая еда. Конечно, до настоящего баварского горохового супа этому вареву, как до Пекина в известной позиции, но все же. Я уже так готовил, моя полунемка уплетала за обе щеки. И хвалила. А вообще, правильный гороховый супчик – это вещь.

Отдельно в миске смешал дольки местных мандаринок, ягод и сыпанул орешков из маленьких шишек, чем-то смахивающих по вкусу на фундук. Кинул в ручей банку сгущенки. Охладится, залью мандаринки с орехами, а потом присыплю шоколадом. Все для детей… то есть для Герды, сам я сладкого не люблю.

В голове уже мелькали картины совместного вечернего и ночного времяпрепровождения. Эх… мама дорогая, до чего же мне этот мир нравится! Чем бы еще заняться? Придумал и пошел проведывать окорока в коптильне. Процесс шел, завтра к вечеру или к следующему утру будет готово.

Герда все это время наблюдала за лагерем в бинокль. Я побродил по лагерю и тоже подошел посмотреть. Особо ничего не изменилось, только добавилась большая клетка из блестящих труб. Может, они действительно антилоп или рогачей ловить будут? А не все равно? В голову совсем другое лезет. Сами понимаете, что…

Герда похлопала рядышком собой. Присесть рядом? Не против. Эстонка немедленно склонила голову ко мне на плечо и приобняла рукой. Мама дорогая. Что творится. Поплыла. Переиграл-таки. Но держусь стойко. Дурость, конечно, однако правила игры надо соблюдать.

С аппетитом и настроением поужинали. Десерт вообще привел Герду в полный восторг – даже измазанными в сгущенке губами полезла целоваться. Мои намерения на вечер дополнились некоторыми подробностями. Пикантными.

Дело близилось к вечеру. Я тщательно выбрился и полез в озеро поплавать, не очень-то и стесняясь. Чего стесняться? Естество от предвкушения стояло дыбом и не падало. Герда сидела на берегу с бокалом вина и, кроме блузы, надела свои шортики. Секундочку… Она в это время обычно плескалась, аки русалка. Что-то тут не так… Я вылез из воды и подошел к камню, где лежало полотенце и моя одежда. Там же и сидела Герда. Выражение на ее лице было преехиднейшее. Что за дела?

И тут я все понял: из ее кармана торчала упаковка гигиенических тампонов. Явно так торчала, чтобы я увидел. Зараза эстонская!!! Надо же! А я повелся… Проиграл…

Прочитав на моем лице дикое разочарование, клятая эстонка расхохоталась. А я молча взял одежду и направился в палатку. Налил себе коньяка, прихватил сигаретку и побрел к озеру. Сел на камень и загрустил. Не то чтобы очень, но…

Неожиданно меня сзади обняли горячие руки, повеяло запахом духов Шанель, которые Герда нашла среди личных вещей женщины из Аненербе.

– Ну признайся, ты проиграл…

– Проиграл… – грустно сознался я.

– Я умная и хитрая? – шепнула мне Герда на ушко.

– Очень, – опять подтвердил я.

– Хитрее тебя?

– Намного. Ты коварная.

– Ты же хочешь меня? Я тебе нравлюсь? – Девушка обожгла меня поцелуем.

– Я тебя люблю…

Герда села ко мне на колени и крепко прижалась:

– Я тебя тоже. А ты, дурак, не замечаешь. Вот теперь терпи три дня. Убила бы тебя. Еле дотерпела, пока ты повелся. Вы, русские, все такие бесчувственные или ты только один такой? Неси теперь меня на руках в палатку. Мне не очень хорошо. И ухаживай.

– Я всегда ухаживаю… – Я подхватил Герду на руки и прижал ее к себе, как самую драгоценную драгоценность на свете.

– Мало…

А потом я просто лежал рядом и молчал. И почему-то очень боялся потерять свою вредную эстонку.

Ночью в лагере зажгли прожекторы, и его стало видно даже без бинокля. Работы практически закончили и рабочих увезли. Стало ясно, что все интересное начнется завтра. Значит, отбой. Ночь мы провели, крепко обнявшись.

Герде на следующий день стало еще хуже, лежала вся бледная и кривилась. Я всполошился, но она сказала, что у нее всегда так, завтра уже полегчает. Объяснила, что таблетки держала как раз для таких случаев, работа к критическим дням не подстраивается. Потом погнала меня наблюдать за лагерем.