Вход в лабиринт

Я протер слипающиеся глаза. Молоденький, тоненький милицейский сержант, стоящий у входа в камеру, словно перенесся из прошлого, из далекой армейской учебки, и снова вытряхивал меня из сонного забытья в безрадостную действительность: дескать, вставай, новобранец, труба зовет! Да, труба мне. Поскольку не новобранец я, а задержанный, и зовет меня следователь.

Видимо, это карма. И на сей раз я и впрямь буду сидеть. И – поделом!

Руки за спиной, щербатая плитка милицейского предбанника под ногами, лестница на второй этаж, серые проплешины на истертом паркете, размытое спросонья и с похмела пространство тесного коридора, наконец, дверь с табличкой.

Ну, держись, дружок.

А вот и дознаватель. Первое впечатление окрыляет. Женщина лет двадцати пяти, личико открытое, симпатичное, свежее, милицейский мундир с капитанскими погонами без складочки, макияж безукоризненный, а какие колени выглядывают из-под юбочки, так славно облегающие безупречный изгиб бедер, какие колени…

А вот колец на ней златых – множество, причем одно – со скромным, но явно натуральным бриллиантом. Значит, дорогой следователь, обласканный, цену себе знающий, и уж наверняка не без почитателей прелестей, скрываемых за казенной одежкой… А тут я – с опухшей мордой, с перегаром и с горячим уголовным грехом за спиной. Нет надежд на совместный ужин с этой красавицей, а уж мечтам о прочем и вовсе отбой!

– Колокольцев Юрий Петрович… – констатировал следователь, цепляя небрежно перламутровым ноготком одну за другой лежавшие на столе бумаги, с моей персоной соотнесенные. – Что же вы так… неаккуратно?

– Карма, – сказал я без юмора.

– Твердой поступью идете на серьезный срок, – вполне дружелюбно продолжила она.

Положительные сексуальные эмоции начали стремительно угасать. Теперь мне хотелось одного: припасть к запотевшему бокалу с пивом. Последствия вчерашних возлияний жестко брали свое, свербя в иссохшем нутре и нудной болью распирая череп.

– Итак, все ясно, – продолжила она с терпеливым вздохом. – Забыв, что смесь алкоголя и бензина крайне опасна, и, возвращаясь на личном автомобиле домой в нетрезвом состоянии, вы совершили аварию, причинив имущественный ущерб гражданину Серосливову, находящемуся ныне в травматологическом отделении городской больницы за номером тридцать шесть…

– И чего с ним? – бесцеремонно перебил я ее тираду.

– Перелом трех ребер, трещина бедра… И многочисленные глубокие повреждения тканей лица дробовым патроном из незаконно принадлежащего вам револьвера «кольт» западногерманского производства.

– Как… дробовым? Это же газовая стрелялка…

– Дробовая и одновременно газовая, – пояснила она покладисто. – Патроны калибра девять миллиметров внешне отличаются лишь материалом гильз. У газового патрона они медные, у дробового латунные. Уж коли носите ствол, разберитесь, как он стреляет и чем… Кстати, вам действительно не повезло: в барабане боевой патрон был один, остальные – так, для вони… По случаю, чувствую, вам игрушка перепала.

– Но жив, главное, этот-то?..

– Это главное, точно… – она улыбнулась снисходительно. Губы у нее были сочные, даже припухлые, словно зацелованные, без следа помады, но очерченные самой природой безукоризненно, как рисованные. – Но вот второстепенных элементов набирается столько, что все главное и позитивное они перекрывают с лихвой. Начнем с физиологии…

– Имеете в виду нетрезвое состояние? – заторопился я с оправданиями. – Так я вам по этому поводу тоже деталь вставлю в смысле пояснений… Когда потерпевший из машины выполз, я его очень объективно рассмотрел… И хотя он полученными повреждениями некоторым образом маялся, но я по ста признакам уяснил: человек еще круче меня погулял. Его-то освидетельствовали? Да и ехал он, шляпа, с выключенными габаритами, отчего я его и не углядел в темноте. К тому же нарушение обоюдное…

– Это кто вам сказал? – пауза. – Я, кстати, с Шуваловым час назад говорила… – Последнюю фразу она произнесла нейтрально, словно бы невзначай обронила. И потупила глазенки свои ясные, с давно изжитой, увы, наивностью. – Как вы ему вчера позвонить-то успели…

Я кивнул потерянно, в который раз с благодарностью вспоминая своего тезку и приятеля еще со школьной поры. Ныне капитан милиции, он служил в каком-то захолустном подразделении в области. Однако многими полезными связями обладал. И, видимо, теперь пытался благодаря им смягчить мою участь.

– Так вот, – продолжила она, – Серосливов был трезв, на то существует медицинский документ. А насчет нарушений… Что вы там про обоюдное? Вы под «кирпич» ехали…

– Никакого отродясь «кирпича» в этой местности!.. – возмущенно начал я, но она перебила:

– Висит там «кирпич». Но не висел бы, соглашусь, если бы Серосливов не был заместителем прокурора района. Понял? Теперь въезжай, в какой «кирпич» ты въехал! И кому рожу разворотил из левого ствола! – в голосе милашки в милицейском мундире внезапно прорезались бескомпромиссные служебные интонации.

– И чего будет? – спросил я, преисполняясь беспросветной обреченностью.