Вход в лабиринт

– Да это вообще не проблема, – сказала она. – Кино про мафию видел? Только воспринимал его как кино. А в жизни-то нашей кондовой так все на самом деле и есть, только без художественных изысков. Так что детектив, возможно, и низкий жанр, но только в глазах литературных эстетов. В реальном мире он сродни прозе быта. В общем, не будь дурой, пошла я и застраховала супруга на пару миллионов.

– А он знает?

– Естественно. Я ему в лоб сказала: случись чего, детей мне тянуть. А страховку плачу из своего кармана, с тебя не убудет. Кстати, – хихикнула стеснительно, – бумаги он на автопилоте подписал, а после на встречу со мной с охраной прикатил, весь на измене, ты понял? В общем, ужас! – оптимистически заключила она.

– Насыщенно вы живете, – сказал я. – Действительно, прямо внутри детектива.

– А ты? – подмигнула она. – Уж кто бы вякал.

– Да ладно, – отмахнулся я. – Влачу растительное существование. Вся моя романтическая ментовка – стол да компьютер. В жилконторе и то интереснее, наверное.

– А как же преступники, погони и расследования?

– Да мы же теоретики, – сказал я. – Нам об этих погонях телевизор в приемной рассказывает. Это где-то там, внизу происходит. А на нашем олимпе сквозняк из форточки – уже событие. В болоте штормов не бывает. Но, с другой стороны, потонуть в трясине легче, чем в океане.

– Зато у вас генералы произрастают за столами и креслами, а в погонях да перестрелках и до майора не дорасти. Так что скучай до генерала!

– Слишком много таких конкурентов за столами, – сказал я. – Но вот насчет того, чтобы до полкана доскучаться, – это у нас с гарантией. Самое популярное звание. Иди по коридору, каждый второй встречный – потенциальный командир полка. Но и со взводом не управится, навыков нет. Так что по справедливости и по сути наш милицейский полковник – средненький лейтенант. А уж генерал паркетный если и достоин полковничьих погон, то с натяжкой. Но в России любят раздавать громкие звания. Да и проще полковника дать, чем зарплату повысить. Тщеславие в русском человеке куда сильнее практичности. Я, знаешь, какой тут разговор краем уха слышал из кабинета шефа? «Дадим ему генерала, но – далеко от Москвы…» – «А поедет?» – «За погонами? Хоть в тундру, хоть в прерии».

– Видишь, ты уже набираешься знаний…

– Пока я набираюсь безрадостной информации.

Вскоре Лена убыла за своими криминальными таблетками, а я продолжил пустую трату однообразных дней, удручаясь их серостью и своим ленивым привыканием к той клетке, в которую себя загнал.

Я чувствовал себя как в самолете: тошнит, а выйти некуда. И теперь понимал подвижного и неуемного Юру, наверняка не вылезавшего из афер и приключений в устройстве своей новой жизни в чужедальней экзотике далекой страны. Да, Юра знал, что ожидало его в министерской затхлости, и не зря, видимо, поменял шальной воздух свободы на унылость теплых казенных стен. А вот я повелся, дурак… И теперь подумывал всерьез о том самом рапорте, способным выкинуть меня, уставшего от рутины и безделья, в океан настоящей жизни… Только какой? Ее надо было придумать хотя бы в общих чертах. А что придумаешь, если в голове – пустыня идей?

Устроиться на какую-нибудь службу? А чем иная лучше нынешней? Заняться бизнесом? Но весь мой опыт в бизнесе – сдача порожней посуды, да тут меня умудрялись надуть. Полиграфический подвал – исключение, там бизнес держался исключительно на моем азербайджанском партнере, на чьем энтузиазме я паразитировал.

К тому же в сегодняшнем своем положении мною испытывалась несомненная защищенность от множества неурядиц, которые, в чем я не сомневался, с нетерпением поджидали меня на гражданской свободе и грозили новым сроком. Тюрьма определенно скучала обо мне. И ведь как странно: я всегда воспринимал уголовный мир с неприятием и настороженностью и постоянно влипал в передряги, вольно или невольно меня в этот мир втягивающие и отождествляющие в глазах законопослушных граждан как несомненно криминальный элемент.

Армия, куда я угодил после первого срока, была ничуть, наверное, не лучше тюрьмы в своем жесточайшем распорядке дня, кормежки из помоев и тухлой селедки и конечно же диктата наглых отмороженных сержантов. До знакомства с издевательствами старослужащих дело у меня попросту не дошло.

А случилось так.

Как и полагается, до принятия присяги мы, салажата, обретались в подготовительной роте артиллерийского полка, где изучали строевые движения, устав и общее устройство всяких снарядов и пушек. Я не выпендривался, держался замкнуто и молчаливо, с крикливыми сержантами не конфликтовал, но, когда один из них предложил мне постирать его портянки, улыбнулся ему задушевно и объяснил, что его вонючую мануфактуру я простирну только для того, чтобы распустить ее на удавку. А вот кого поутру на удавке, прикрученной к койке, найдут, угадай, сержант?