Вход в лабиринт

Машина была гражданской, шофер невзрачный, неопределенного возраста. Молча кивнул мне, развернулся через две сплошных с благословения предупрежденного наверняка гаишника и отвез меня в гостиницу «Академическая», до которой было рукой подать от места нашей встречи. Нагромождение подобных конспиративных таинств слегка озадачило. Но последующий разговор с Иосифовичем, встретившим меня в гостиничном номере, все прояснил.

– Положение у тебя вскоре будет сложное, – сказал он. – Решетов заигрался, вошел в откровенный конфликт с министром, совершенно распоясался и обнаглел. И, несмотря на все свои связи, будет снят. Материалов на него уйма, но для принятия решения кое-какой конкретики не хватает. Помоги, внакладе не останешься.

Я вопросительно посмотрел на него, давая понять, что и мне нужна кое-какая конкретика в отношении личных перспектив.

– Звание полковник, должность начальник оперативно-разыскного бюро, – без раздумий выпалил он заготовленный текст.

– И что мне надо делать? – глупо спросил я.

– Как это что?! – тон его стал недружественным, и весь он ощетинился, как настороженный дикобраз. – Давай информацию. Или ничего не знаешь про крышевания, про захват контроля над новым нефтяным портом, про контрабанду оружия?.. А как он твоих подопечных чеченов со славянами сталкивает? На нем трупов висит, как на кремлевской елке стекляшек. А то и иголок… А ты тут лоб морщишь! Сидишь на всей этнике, в отделе у тебя его помощник, а сам как бы ни при делах? Или шутить со мной вздумал?

Я сделал скорбное лицо, проникновенно поведав:

– Ну, вот когда я у вас в аппарате работал, что про вас знал? И кто из тех, кто был рядом и, может, что-то знал, со мною чем-либо делился? Так, бытовые слухи…

– Какие? – прищурился он.

– Кто жена, кто сын… С кем наверху дружите… Отношения с министром… Самые, кстати, распрекрасные…Так и здесь. Между мною и Решетовым – пропасть. А то, что помощник его у меня числится, так он и к бухгалтерии мог быть приписан, и к дежурке, какая разница?

Я говорил, лихорадочно соображая, что угодил в жернова. Однако точно понимал, что Решетов, от которого я сейчас зависел полностью, куда опаснее для меня, чем заместитель министра. Что сделает со мной Иосифович за мою несговорчивость? Да ничего. Напустит на отдел какую-нибудь проверку, если всерьез озлобится, и даст указание чего-нибудь нарыть. Нароют, конечно. Понизят в должности. А что сделает Решетов за стукачество? Положи ему на стол такой факт – повезет, если уволят с работы. А могут уволить из жизни. Но откровенно расплеваться с заместителем министра мог только неразумный верблюд. Хотя сказать что-то любезное для его слуха я действительно не мог. Разве о контрабанде нескольких сотен ружейных стволов, которую через подведомственный Решетову терминал протащили мои опера в качестве грузчиков. Но с доносом я не торопился хотя бы и потому, что доносчиков презирал.

– То есть не получается у нас разговора, – безрадостно подытожил мой бывший начальник.

– Почему? – удивился я. – Задача понятна. Другое дело, мне придется привлечь к ней людей более осведомленных. Но! С вашего благословения я их заинтересую определенного рода вознаграждением. Официального характера.

– Остро нужна информация по «АвтоВАЗу», – сказал он. – По выдавливанию из дела местной братвы и замены караула.

– Намекаете на его дела с Сосновским? – уточнил я.

– Вот! – он возмущенно округлил глаза. – Знаешь ведь! А играешь в целку-незабудку!

– О том, что они друзья, пол-Москвы знает. И толку? – парировал я.

– Хорошо, работай. И помни: новостей от тебя жду уже завтра.

В прощальном его рукопожатии я почувствовал вялое недоверие к своей персоне.

А в вестибюле конторы меня подхватил под руку Тарасов, повел вглубь по широкому мраморному плацу, непринужденно повествуя о какой-то чепухе, а сам, улыбаясь, шипел через уголок рта:

– Только что стукнули: наружка за тобой из конторы увязалась, так что если был на встрече какой, тебя срисовали. Делай выводы.

Я рассеянно и равнодушно кивал, соображая: звонок, полчаса паузы, затем встреча у метро… Слишком быстро сработано, слишком…

– Я что, в разработке? – полушепотом вопросил я.

– Насчет наружки – нет, – сказал Вадик. – Так, пустили хвост по горячей наводке…

– Надо посоветоваться, – сказал я. – Похоже, я влип.

Совет провели в кафе возле метро. Наше неразлучное трио было в прежнем составе, включая Акимова. Правда, после моего визита к Решетову в наших отношениях возникла некоторая натянутость: Тарасов, дабы выгородить Диму, настаивал, что ему надо занести своим коллегам изрядную сумму, а мы с Акимовым подозревали, что сумму он прикарманит, да и при чем здесь какие-то коллеги, если вопрос улажен Решетовым? Возникнут инсинуации, нажалуемся ему. Однако Тарасов продолжал давить, и в ответ на его откровенно мошенническое вымогательство я сказал, будто Решетов приказал отдать ему триста тысяч на нужды фонда, а вот оставшиеся двести будут поделены на равные три части. Такое заявление вызвало взрыв злобного негодования, но проверять мои слова осмелился бы разве что сумасшедший.