Левий медленно вошел в реку. Тени андроидов, отбросившиеся от догорающего моста, колыхались на поверхности воды. Подойдя к повозке, Левий оглянулся на товарищей.
– Ты уверен, что демон не нападет? – спросил Каин.
– Смотрите в оба, – произнес Левий, а потом повернулся к повозке и дернул за ручку дверцы. Заперто. Тогда Левий несколько раз ударил булавой по двери, выломав несколько досок. Еще пара ударов, и в двери образовалась дыра сантиметров двадцать. Левий ухватился за сломанные доски и вытащил их. Повозка была наполовину затоплена. Когда Левий заглянул внутрь, он увидел настоящего человека – сидящую по пояс в воде девочку-подростка, одетую в лохмотья.
– Ева, – произнес Левий.
Настоящий человек спустя несколько секунд поднял голову.
– Откуда ты знаешь мое имя? – строго спросила Ева, с недоверием глядя на робота исподлобья.
Левий не мог поверить своим глазам.
– Саша много рассказывал о тебе, – произнес андроид.
Услышав знакомое имя, девочка нахмурилась еще сильнее.
– Ты можешь идти? – спросил Левий.
– Ноги и руки скованы цепью, – злобно произнесла она.
– Сейчас я тебя вытащу.
Антон
Мы стояли на первом этаже в подъезде моего дома, куда нас загнала поднявшаяся метель.
– А теперь, Тошка, вопрос по существу, – произнес Леня, – скажи мне, как ты борешься со скукой?
– Ску-у-у-ука, – улыбаясь, протянул Эдик, – слово-то какое тупое. Ску-у-у-ука… Почти как су-у-у-ука…
– Эдик, хватит, – Леня пихнул друга локтем, – Антоха, ну, как?
– Даже не знаю, – задумчиво произнес я, – вопрос интересный, но ответ будет не очень занятный, потому что я не испытываю скуку.
– Ну-ка, еще по разику, – Эдик протянул мне бутылку. Я отхлебнул, запил лимонадом и передал эстафету Леньке.
– Совсем не испытываешь скуку? – спросил Леонид.
– Последние годы нет, – сказал я, – но я что-то помню… после школы, до поступления в медицинский, я подрабатывал на стройке разнорабочим. Вот тогда я поистине ощутил скуку. Это продлилось чуть больше года. Занимаясь не тем, чем ты хочешь, ты можешь испытывать скуку. Но мир огромен. Он практически безграничен, и ты можешь делать все, что угодно, и познавать все, что интересно.
– Ага, только не в нашей стране, – Эдик икнул и оперся на зеленую стену возле мусоропровода.
– А вот здесь может быть некоторое рассуждение. – Леня еще раз отхлебнул водки из горла, запил, поморщился пару секунд, снова запил и продолжил: – Человек, который вдруг познал все, может разочароваться в том, что дает ему мир. И в том, что ничего нового ему не познать, потому что он познал все.
– Но мы не можем познать все, – ответил я, – зачем делать такие нереальные допущения? Это уже какая-то абстракция. Познать все – это, наверное, самое страшное наказание. Если б я представлял себе свой личный ад, я бы представил его как место, наподобие нашего мира, но в котором я познал все. И вот тогда как раз я буду мучиться от скуки. Нечем занять свой мозг, ведь куда ни плюнь, ты все уже знаешь, все для тебя вторично. Это поистине ужасно.
– Никогда ты не представишь себе свой личный ад, – сказал Леня. – Если и есть свой ад, то он будет таким, которого ты не можешь ожидать. Может, ты уже в аду? Вот прямо сейчас в своем личном аду?
– Может, и в аду, – я не стал спорить.
– А рай? – Эдик закурил.
– А что рай? – спросил я.
– Если ты будешь жить вечно в раю, – у Эдика заплетался язык, но мыслил он пока, казалось, ясно, – ты рано или поздно познаешь все. За бесконечное количество времени, проведенное в раю, новая информация для тебя закончится, и ты окажешься в своем личном аду, в том, который ты только что описал, где все вторично.
– А вот для меня это не было бы адом, – сказал Леня, – подумаешь, познал все. Я бы занялся творчеством. Даже познав все, у тебя всегда остается пространство для творчества. Ведь удовольствие можно испытывать не только за счет получения информации, но и за счет создания информации. Творчество – это создание информации для других. Я бы творил и радовался жизни в раю или в аду, тут как посмотреть.
– Да? – усмехнулся я, – а если все люди в твоем личном аду познали все и твоя информация для них вторична, и ты никому не интересен? Ты вдвойне будешь страдать из-за невозможности реализоваться творчески и из-за отсутствия новой информации. Это равносильно тому, что оказаться в пустоте. В такой пустоте, где нет вообще ничего.
– А я улечу на другую планету, – кривляясь, произнес Леня и отхлебнул водки из горла. В этот момент я своей хмельной головой вспомнил про Еву и предложил благородным джентльменам переместиться ко мне на кухню.
Облокотившись на холодильник, я смотрел в окно, пытаясь собраться с мыслями. Пол-литра водки в моем организме сильно били по сознанию. На часах половина пятого, и на улице уже смеркалось. Леня сидел напротив меня за столом.
– …нет, Сократ не мог просто выкинуть чашу с ядом, – пробубнил Леонид, – его бы все равно убили.
– Но так он совершил самоубийство, – я с трудом шевелил заплетающимся языком, – а самоубийство – это грех. И ему ведь не было страшно.