Ляля с головой ушла в работу и ни о чем другом не думала. Миша думал о побелке потолков, думал, каким образом нарастить стремянку, чтобы до потолков достать, и решал много других увлекательных задач. С Верой они прекрасно поладили. Стоило Мише повернуть голову, она уже протягивала ему отвертку, если он занимался проводкой, а он подавал ей тряпку, если она принималась выглаживать обои. Оба знали дело и понимали друг друга с полуслова. В их дуэте третий был бы лишним.
Очень скоро Ляля, забрав свои дискеты, прочно обосновалась в Мишиной квартире вместе с Иринкой, торопясь дочитать и доправить оставшиеся страницы. Она охотно отпускала Иринку погулять с тетей Олей. А та посмотрела-посмотрела на согнутую Лялину спину и предложила свою помощь, она сама будет забирать Иринку из сада, а Ляля тогда, может, спать пораньше ляжет, не в три часа утра. Ляля с благодарностью согласилась, у нее наступил аврал, и спать ей стало некогда.
Миша ночевал у Ляли на застекленном балконе. Он, собственно, и в спальне мог бы ночевать среди тюков и узлов, но почему-то не хотелось. А тут на холоде, среди звезд, очень даже ночевалось. В городе, а все равно как в палатке на природе. Перед тем как уснуть, он смотрел на ночное небо, в Москве оно не синее, не черное, а сиреневое, но небо же, и каждый раз чувствовал: подышал вечностью. Солнце будило его на рассвете, он вставал рано и успевал много. Быстролетящие мелькающие дни подгоняли, ремонт шел полным ходом. Но не все зависело от скорости и ловкости рук, то краска должна была сохнуть, то клей схватываться. Однако столовую Вера с Мишей уже закончили, а закончив, залюбовались.
— Такой чистой я ее никогда не видел! — признался Миша. — Ну чудеса! Просто танцевальный зал!
Вера согласно кивнула. Заставлять мебелью открывшееся светлое пространство не хотелось — вдвигать темный буфет, располагать солидный стол. Они и не стали этого делать, не их это дело — хозяйское! Кто знает, может, Ляля сердечно привязана и к большому столу, и к резному буфету, расставит всю мебель по привычным местам, и дело с концом. Пусть и дальше никто в столовой-музее не обедает и не ужинает, потому что жизнь давно переместилась и кипит на кухне.
После столовой предполагалось оклеивать детскую. Едва открыв в нее дверь, Вера увидела кучу наваленных вещей.
— А это что такое? — удивилась она. — Мне же Ляля сказала, что вы все освободили, Михаил Алексеевич!
— Освободить-то освободил, да не все, — со вздохом ответил Миша, почесывая в затылке. — Честно говоря, куда это добро девать, ума не приложу!
— Один ум хорошо, а два лучше, — улыбнулась Вера. — Давайте вместе соображать, и быстренько. Не можем же мы из-за них простаивать!
— Понимаешь, какое дело, — продолжал вздыхать Миша. — Ляля выволокла все это барахло из кладовки и распорядилась выбросить. А я не выбросил. Старенькие вещи иногда как старенькие люди. Их жалко.
— Как это выбросить? — изумилась Вера. — Все, что здесь лежит, выбросить? Коврик? Зеркало? Полки? Да я их в Посад заберу. Там ваше добро очень даже пригодится. От пола там дует с нездешней силой. Причесываюсь я по утрам наизусть. А на полки клади что хочешь, о них и говорить нечего. Полкам в любом хозяйстве применение найдется. Прямо сегодня поближе к вечеру и отвезем, ладно? Сегодня освободим комнату, завтра утречком начнем клеить.
— Ну вот видишь, не зря говорят, два ума лучше, чем один, — кивнул Миша и стал прикидывать, что сносить в машину первым.
Он был согласен: везти так везти, в Посад так в Посад. Хорошо, что вещи пригодятся. Ляля ему говорила про Саню с Верой, так что он был рад и услужить, и удружить Александру Павловичу. Как-никак друзья-приятели. И от запаха краски отдохнуть на свежем воздухе тоже был рад. Тем более в Посаде у Сани он никогда не был. Вот посмотрит, как он там живет-может.
— Александра Павловича-то мы застанем? — спросил Миша, не сомневаясь в утвердительном ответе. Ляля говорила, что он засел за роман.
— Вряд ли, — ответила Вера. — Он сейчас редко там появляется, у него родители собираются переезжать, так он больше у них. Помогает.
— Ну ладно, повидаемся в следующий раз. А сейчас устроим ему сюрприз: вернется в Посад, не узнает своего дома.
Посмеялись. И принялись паковать вещи. Мишину машину загрузили чуть ли не доверху. Хозяйственная Вера не могла допустить, чтобы столько всякого добра пропало бесславно, и забрала всю кучу.
Потом они все-таки вдвинули буфет в бывшую столовую, а ныне танцевальный зал, но они друг другу не понравились, он смотрелся там неуклюжим лесным медведем. Стол-то сложить можно и в кладовку. А буфет? Ну да все равно, пусть хозяйка думает!
В Посад двинулись ближе к вечеру, как следует наработавшись.
Когда Миша вывалил кучу вещей на крыльце Саниного дома в Посаде, то выглядела она весьма внушительно. Из дверей на крыльцо выглянул высокий вальяжный мужчина и спросил:
— Переезжаете?
— Вроде того, — неопределенно ответил Миша и, взяв на плечо коврик, а под мышку зеркало, громко спросил: — Веруш, комната твоя где?