Входят трое убийц

— Вообще-то говоря, дорогой Трепка, — продолжал Люченс, — я не поклонник беспочвенных теорий. Я сказал себе, что есть только одна возможность доказать или опровергнуть мою теорию, а именно порыться в архивах Ниццы и Ментоны. Франция очень тщательно следит за судьбой своих детей и гостей, и при некоторой удаче я мог рассчитывать, что сумею обнаружить следы семьи Ванлоо в прошлом. Я лишен счастливой возможности предоставить берлинской фирме свободу действий, чтобы она добыла интересующие меня сведения, — спокойно, спокойно, дорогой друг! Так вот, я изучил официальные документы сначала в архиве департамента в Ницце, потом в ратуше Ментоны, и результат превзошел мои ожидания. Оказалось, что проследить историю семьи Ванлоо очень легко. Но не расскажет ли нам теперь Трепка, какие сведения удалось собрать ему? Я думаю, они успешно дополнят мои находки.

Директор банка не сделал попытки объяснить, что подтолкнуло егоначать разыскания, и его коллеги, проявив такт, не стали настаивать на этом вопросе.

— Первым делом я пошел к одному местному адвокату, с которым мне доводилось вести дела. От него я узнал, как составлено завещание семьи Ванлоо. Оказалось, что рано скончавшийся отец молодых братьев Ванлоо перед смертью распорядился, чтобы всем семейным состоянием пожизненно распоряжалась их бабушка. Это давало некоторые основания теориям, которые так опрометчиво строили Эбб и Люченс… Но для верности я решил выяснить, каково это состояние. Поскольку адвокат не хотел или не мог дать мне эти сведения, я обратился к известной берлинской фирме. Оказалось, что состояние очень велико. Как правило, выяснить, откуда берет начало крупное состояние, труда не составляет. Я попросил фирму собрать сведения. В результате оказалось, что состояние возникло словно бы из ничего в середине двадцатых годов девятнадцатого века. Больше фирме Шюттельмарка ничего узнать не удалось. Сразу после того как я получил эти сведения, начались странные события, свидетелями которых мы как раз оказались… и которые в какой-то мере подтверждают справедливость — гм — предположений Эбба и Люченса.

— В какой-то мере! — сверкая глазами, воскликнул поэт.

Доцент его прервал:

— Мои разыскания, — сказал он, — привели меня почти к тому самому отрезку времени, на каком остановилась фирма Шюттельмарка, то есть к двадцатым годам девятнадцатого века. В начале этого десятилетия в Монако состоялось бракосочетание некоего Хуана Ванлоо с мадемуазель Луизой Манжиапан. Отец мадемуазель Луизы был монакским банкиром. Невеста, по представлениям того времени, была уже не первой молодости — ей исполнилось двадцать девять. Банкирский дом Манжиапан, судя по всему, не принадлежал к числу крупных банковских фирм. Владелец его был корсиканцем. То, что уроженцу бедного гористого острова удалось взлететь так высоко и стать банкиром, достойно уважения, но при этом несколько удивляет.

У четы Ванлоо-Манжиапан родились два сына. Благодаря своему основателю семья получила английское подданство и жила попеременно то в Англии, то на вилле, которую банкир построил в окрестностях Ментоны, в то время входившей в княжество Монако, — на вилле Лонгвуд. Старик жил долго, до 1876 года, так что наша хозяйка в раннем детстве могла его видеть. Оба сына умерли в молодом возрасте, но все-таки успели обзавестись семьями. Семьи были малочисленны, и члены их не оказались долгожителями. Дед по отцу Артура, Аллана и Мартина женился на собственной кузине, нашей хозяйке. В этой семейной ветви, кроме нее, был еще только ее брат, которого она, по-видимому, очень любила; юный Джон, похожий на поэта, — именно его потомок. Муж нашей хозяйки умер в довольно молодом возрасте в 1911 году. У них был единственный сын, хилый от рождения, который, хотя и успел жениться и обзавестись тремя сыновьями, Артуром, Алланом и Мартином, умер совсем молодым, через несколько лет после кончины отца. С этих пор старая миссис Ванлоо единолично властвовала на вилле, где она впоследствии поселила и потомка своего брата, юного Джона.

Все представители последних поколений семьи Ванлоо удивительно рано умирали. А теперь я попрошу вас вспомнить, как Эбб рассказал нам, что он услышал наутро после смерти Артура. Оказывается, старая миссис Ванлоо за несколько лет до этого попросила доктора обследовать ее внуков, чтобы узнать, каково состояние их здоровья. Меня с самого начала это поразило, хотя, конечно, такую просьбу можно объяснить беспокойством бабушки о внуках. А после смерти Артура доктор Дюрок констатировал, что у покойного был не только больной желудок и пониженная кислотность, но и слабое сердце. Те же симптомы констатировали у скончавшегося Аллана. Плохое сердце предрасполагает к ранней смерти, это знаем мы все. Так что же, смерть внуков была естественным следствием этого предрасположения или, выражаясь вульгарно, им в этом деле помогли?