«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

Протоколы допросов свидетелей в августе 1937 г. в большинстве своем также не дают никакой информации о существовании «повстанческой организации», а только передают многочисленные антисоветские высказывания. Так, допрошенный 22.08.1937 г. в качестве свидетеля Беляев Шариф рассказал, что мулла Тайсин призывал в мусульманские праздники не ходить на работу, предлагал на основе новой Конституции выбрать в сельсовет верующих людей[603]. В характеристике на муллу Тайсина, данной председателем сельсовета 25.08.1937 г., описываются его «деяния» — «религиозное одурманивание масс» и публичное чтение соответствующих глав новой Конституции в мечети[604]. Таким образом, в реальности были только высказывания недовольных экономической политикой советской власти и новой, казалось бы, либеральной Конституцией.

Арестованным кояновцам уже на втором допросе (8–12 августа) предъявили обвинения в участии в националистической повстанческой контрреволюционной организации. Текст обвинения очень скупой — только слова об участии в организации, без описаний структуры организации, планов восстаний и т. д. Возможно, что во время первых допросов следователи сами еще четко не представляли себе этой «организации», имели только установку на объединение дел в организацию[605] и потому ограничивались вопросами-утверждениями: «Нам известно, что Вы состояли…».

Четкая структура организации с планами восстания и связями с другими социальными группами впервые появляется в деле 13 августа 1937 г. в показаниях свидетеля Ф. Возможно, именно в это время руководство Свердловского НКВД окончательно обдумало идею Уральского повстанческого штаба, объединяющего все целевые группы, подлежащие репрессиям согласно приказу № 00447, или, что более вероятно, методические разработки центра именно в это время дошли до рядовых следователей. В группе следователей НКВД, ведущих дело жителей села Кояново, таким «носителем» новых идей и новых методов ведения следствия стал сержант ГБ Д. Ф. Бурылов.

На всех допросах, которые вели сотрудники НКВД С. Н. Окулов, Г. В. Марфин и А. М. Каменских до 20-х чисел августа, обвиняемые отрицали свое участие в контрреволюционных повстанческих организациях, некоторые из них признавались в антисоветских высказываниях. С 21 августа в деле появляются протоколы допросов, которые вел Бурылов Д. А., в этих протоколах обвиняемые «сознаются» в участии в контрреволюционной организации, в подготовке восстания и т. д. Один только Апкин Закарья, бывший красноармеец 109 полка и мусульманского стрелкового полка РККА, ни в чем не признался даже Бурылову.

Можно предположить, что в последней декаде августа кардинально меняется методика ведения следствия, появляется новый сотрудник НКВД — Бурылов Диадор Андреевич и проведенные им допросы почти все заканчиваются признанием и подписанием протоколов с признаниями.

Протоколы допросов бывших следователей НКВД в 1939 г. раскрывают основные методы «упрощенного ведения следствия». Это — конвейер и уговаривание арестованных:

«если же арестованные отказывались подписывать такие протоколы, то их упрашивали „так мол нужно для борьбы с врагами“, а если и это не помогало, тогда держали их по 2–3 и даже больше суток без сна и тем самым вымогали их подписывать протоколы с вымышленными показаниями»[606].

Существовали и другие методы:

«основным методом был у нас сговор и обман обвиняемых — заполнить автобиографию, а подсунуть протокол допроса или составить два протокола допроса, один с признанием, а другой без признания и постараться отвлечь внимание арестованного и подменить протокол допроса»[607].

Еще один способ фабрикации протокола допроса с признанием — «допрос под карандаш»:

«…после допроса они расписались чернилами, и я их отправил в тюрьму. После этого я карандаш стер и написал то, что было написано в постановлении на арест»[608].

9 сентября 1937 г. тройка при УНКВД Свердловской области приговорила всех «участников националистической контрреволюционной повстанческой организации» к расстрелу с конфискацией имущества.