«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

Для того чтобы убедить Москву в разоблачении разветвленного военного заговора, одних показаний было мало. Руководство Свердловского УНКВД нуждалось в вещественных доказательствах, а именно: в списках повстанцев и складах оружия. Дмитриев требовал от руководителей следственных бригад любой ценой найти списки участников повстанческих формирований, нужные для организации показательного судебного процесса. Приходилось их сочинять задним числом или использовать бумаги, составленные совсем по иному поводу. В Кудымкаре в кабинете арестованного секретаря райкома ВКП(б) Я. А. Ветошева «…нашли список стахановцев, принудили этого секретаря дать показания, что это список участников организации, потом всех этих стахановцев посадили, а затем, как повстанцев, расстреляли»[666]. С оружием поступали проще. Шашки и винтовки изымали со складов Осоавиахима, грузили в автомобили и отправляли в Свердловск, в хозяйственный отдел УНКВД. Из того же Кудымкара так было переправлено около 3 тонн оружия. «Фактов обнаружения и изъятия оружия в складах-тайниках я не помню», — рассказывал спустя 18 лет Г. Ф. Коньшин, перевозивший со склада на склад казенные ружья[667].

Не будет безосновательным предположить, что начальник свердловского УНКВД руководствовался в первую очередь карьеристскими соображениями. Из реплик, запомнившихся его собеседникам, следует, что Дмитриев готовил большой показательный процесс против уральских правых, на котором намеревался превзойти своих столичных учителей[668]. Комиссар (так за глаза называли Дмитриева его подчиненные) конструировал большую амальгаму. В ней трудпоселенцам отводилась роль солдат и унтер-офицеров большой контрреволюционной армии, возглавляемой партийными секретарями, комдивами и директорами крупнейших предприятий. Его подчиненные на местах составляли такие же амальгамы, но меньшего масштаба. Начальник Пермского горотдела В. Я. Левоцкий на оперативных совещаниях демонстрировал схему городской контрреволюционной организации: квадраты и прямоугольники, аккуратно соединенные стрелками. В центре, в кружке, обозначавшем штаб, были перечислены главари: секретари горкома, мастер по металлу, учитель средней школы; на периферии — пронумерованные повстанческие роты и взводы. Чтобы схема выглядела красиво, Левоцкий «…специально приглашал чертежника с завода № 10, или № 19»[669].

У сценария, сочиненного в стенах Свердловского УНКВД, была, как кажется, и иная, технологическая, сторона. Члены оперативного штаба были профессионалами следственной работы и поэтому представляли, каких усилий будет стоить хотя бы оформление альбомных справок и индивидуальных дел на 10000 человек. Имелись вполне резонные опасения не уложиться в установленные сроки. И вот, чтобы облегчить задачу, они и предложили своим подчиненным готовить групповые дела сразу на десятки лиц, то есть не только арестовывать списками, но таким же способом отправлять на расстрел.

Идеология кулацкой операции

Для того чтобы сотрудники органов НКВД с достаточным рвением, не задавая лишних вопросов, приступили к массовой операции, отменявшей все и всяческие ранее установленные нормы, нужна была идея. Оперативникам на разные голоса внушали, что они находятся на переднем крае борьбы со злобным, коварным и заклятым врагом, который может притвориться кем угодно: рабочим, инженером, колхозником, партийным работником, командиром Красной армии. И задача органов разоблачить их, сорвать маски и заставить раскрыть свое подлое контрреволюционное нутро. «…Перед нами сидят враги, и имеются на них показания других обвиняемых, — так передавал смысл полученных инструкций оперативник НКВД, — […] в большинстве на обвиняемых уже имеется решение и сомневаться в том, что он не враг, не стоит»[670]. Высказывание это примечательно тем, что в нем содержатся все составные части чекистской идеи: все подследственные — враги, иначе бы они не были арестованы; их контрреволюционную сущность вскрыло руководство, более осведомленное, более бдительное, более мудрое, нежели рядовые следователи; судьба арестованных предрешена их собственными преступлениями; следователь исполняет роль вершителя правосудия.

Мы занимались людьми, которые были «…активом базы иноразведок и вели активную к/p деятельность», — рапортовал новому областному шефу из Соликамска парторг Ворошиловского отдела НКВД[671].