«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

В стране якобы созрел чудовищный заговор, объединивший всех контрреволюционеров, независимо от их прежней политической окраски. Главную роль в нем играют троцкисты — передовой отряд мировой империалистической буржуазии, притянувшие к себе правых, национал-уклонистов, эсеров, социал-демократов, монархистов, церковников. Они одновременно и агенты японской, немецкой или польской разведки, и террористы, и вредители. Для того чтобы добиться своих целей — восстановления власти капиталистов и помещиков в стране, они делают ставку на поражение СССР в войне с фашистскими государствами. Это, что называется, активная часть контрреволюции, угнездившаяся в недрах советского властного аппарата. Кроме своих зарубежных хозяев, они представляют также и внутреннюю, затаившуюся до времени контрреволюцию — обломков и недобитков бывших эксплуататорских классов. Вместе с ними они составляют пятую колонну фашизма. В запись показаний М. А. Павловского был впечатан следующий пассаж:

«Наступил такой период (говорил Кабаков), когда необходимы решительные меры против Сталинского руководства, нужно готовиться к открытому вооруженному восстанию, а для этой цели необходимо приступить к собиранию и объединению всех антисоветских сил независимо от их политической окраски и организовать их для активной борьбы против партии и Советского правительства. Такими силами в настоящее время являются: помимо правых и троцкистов, эсеры, спецпереселенцы — кулаки, белогвардейцы, служители религиозных культов, бывшие красные партизаны, антисоветски настроенные перебежчики и, особенно, немцы, с которыми мы уже вошли в контакт, и которые могут оказать нам соответствующую помощь»[223].

Каждое антисоветское высказывание теперь трактуется как проявление большого зловещего замысла.

«Одиночек в борьбе с Советской властью нет»[224].

Пятая колонна — это бывшие кулаки, ставшие трудпоселенцами, подчеркнем, не беглые, как следовало из буквы приказа, но именно бывшие. Опекавшие их работники комендатур еще в 1933 г. затруднялись ответить, чем они, собственно говоря, отличаются от вольнонаемных. Вот характерный диалог:

«Вопрос — Чем рознятся спецпоселенцы от кадровых рабочих?

Ответ — Ничем не рознятся.

Тов. Сигиденко разъясняет, говорит, что кулаки одинаковы в экономическом отношении, но политически кулак «урезан», а потом задает следующий вопрос:

Вопрос — Какая разница между спецпереселенцем и кадровым в единоначалии?

Ответ — Кадрового можно выгнать из шахты, с квартиры, а спецпереселенца нельзя, за прогулы спецпереселенец судим административно»[225].

Теперь их вновь объявили врагами, подлежащими беспощадному уничтожению.

Опасность велика. Время не ждет. Враг хитер и коварен. С ним нельзя церемониться. Для того чтобы опередить жестокого и коварного врага, органы должны действовать решительно и беспощадно. «Наша задача очистить тыл СССР любыми способами, — говорил своим подчиненным В. Я. Левоцкий. — Переарестовать и перестрелять всех кулаков, белогвардейцев и других, враждебный нам элемент, который является базой для контрреволюционной деятельности»[226].

«С врагами надо бороться по-вражески, вновь и вновь повторялось на собраниях сотрудников НКВД, — кто не будет бороться, того будем отдавать под суд»[227].

Иногда угрозы ужесточались, и вместо суда звучало зловещее слово «тройка»: «Как бы не попал на Тройку тот, кто за день ничего не расколол. Этим резюме пользовался и Мозжерин», — вспоминал на допросе сотрудник Особого отдела 82 стрелковой дивизии Голдобеев[228].

Не надо думать, что в репертуаре новых командиров были только одни угрозы. Отличившихся следователей поощряли премиями, ценными подарками (чаще всего часами), ведомственными и государственными наградами, просто подбадривали добрым словом. В. И. Былкин оправдывался на суде:

«Мое чутье большевика притупилось, благодаря тому, что секретарь Буханов [так в тексте, правильно — Буканов. — О. Л.] всегда постукивал меня по плечу и говорил: „Вася, жми“»[229].