«Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

«Вопрос: Скажите подробно о вербовке Вас в контрреволюционную организацию?

Ответ: В контрреволюционную организацию меня никто не вербовал, существует ли таковая, мне ничего не известно.

Вопрос: В январе месяце 1938 года Вы давали показания о том, что являетесь участником контрреволюционной организации?

Ответ: Я никогда таких показаний не давал, повторяю, что в контрреволюционной организации я не состоял и никакой к-p работы не вел.

[…] в январе 1938 года в г. Краснокамске следователь — фамилии не помню — меня допрашивал, а потом прочитал, что я к советской власти отношусь хорошо, это я подписал, больше ничего не подписывал.

Вопрос: Вы работали когда-либо на Краснокамском комбинате в должности электромонтера?

Ответ: Электромонтером и вообще на Краснокамском бумкомбинате я никогда не работал. Я все время работал ассенизатором на своей лошади»[353].

Несмотря на новые показания, полученные в ходе дополнительных допросов, на вскрывшиеся противоречия с ранее оформленными документами следственного дела, в обвинительном заключении от ноября 1938 г. записано, что Аюпов Идрис был участником японской диверсионной организации, который вначале во всем признался, а потом от показаний стал отказываться. И тройка при УНКВД Свердловской области 13 ноября 1938 г. приговорила его как участника «…к-p повстанческой организации, в которую был завербован в 1936 г. агентом японской разведки Абатуровым», к 5 годам исправительно-трудовых лагерей[354].

Обратим внимание на показания бывшего работника НКВД Голдобеева Н. П., что тем, кто оформлял дела, начальство четко указало, как следует обвинять арестованных: не просто в шпионаже, в антисоветском прошлом или антисоветских разговорах, а в причастности к диверсиям на Краснокамском промысле нефти. Ведь именно так, не обращая внимания на реальную ситуацию, Аюпова Идриса «переквалифицировали» в электромонтера — высококвалифицированного рабочего промышленного предприятия, несмотря на то, что он не имел к этой профессии никакого отношения. В просмотренных делах это редкий случай профессиональной номинации, столь сильно меняющей реальный социальный статус арестованного. Представляется возможным полагать, что в большинстве случаев подобные манипуляции с профессиональным статусом были излишними, так как среди арестованных рабочих было и без того много. Фальсифицированное дело против Аюпова со всей очевидностью показывает, что подобные обвинения были естественным элементом следственных документов, подготавливаемых работниками НКВД в конце 1937-начале 1938 гг.

Августовское дело яйвинских повстанцев

Из арестованных рабочих следователь формировал повстанческие сети и диверсионные группы. В первые месяцы арестов делалось это скрупулезно и по выработанным правилам: сбор свидетельских показаний, допросы обвиняемых, поэтапное вскрытие контрреволюционных связей — производственных, местных, региональных.

В качестве примера рассмотрим материалы архивно-следственного дела № 12567 по обвинению Ефименко Ивана Кирилловича и других, всего 36 человек. В деле присутствует 4 тома материалов. Вели следствие сотрудники Кизеловского ГО НКВД помощник оперуполномоченного Герчиков и сотрудник УНКВД по Свердловской области Марфин. В деле объединены две группы повстанцев. Одна сформирована из рабочих карьера «Известняк», а другая — из работников леспромхоза. Обе группы объединяет проживание в Яйвинском поселке, так как кроме упомянутых работников в общий список вошли и работники местной промартели.

В ряду других это дело выделяется по нескольким основаниям. Оно относится к августу-сентябрю 1937 г., но подготовка к нему может быть датирована июлем этого года, когда были оформлены первые протоколы допроса свидетелей и даже обвиняемых (аресты обвиняемых начались неделей ранее официальной даты начала кампании — 5 августа). В то же время всех обвиняемых осудили на тройке. Примечательно, что Герчиков, подготовивший основную часть материалов по этому делу, полтора года спустя сумел избежать наказания за эти репрессии.