Вкус яблока

— Когда я согласилась выйти замуж, то надеялась, что стану хорошей женой и буду счастливой. Я вела себя так, будто не отец толкнул меня на этот брак, а пошла под венец по собственной воле. А еще… делала вид, будто тебя никогда не было в моей жизни. Когда мы жили в Стампе, я запрещала себе думать о тебе, представлять, что ты делаешь в ту или иную минуту. После переезда в Мемфис дело пошло легче, и наконец настал такой момент, когда притворяться больше не было нужды. Я на самом деле стала хорошей женой, действительно была счастлива… — Однако это продолжалось недолго, хотелось ей добавить, но она промолчала.

— И ты любила своего мужа, — безразличным тоном произнес Гард. Как это она заметила в разговоре с ним неделю назад: «По-моему, в какой-то степени я даже любила его». Именно так, слово в слово. Произнесет ли еще раз — да, Гард, я любила не тебя, а его?

Но услышал иное признание.

— Реджи в течение долгих лет был моим мужем и близким другом. Мы жили вместе, спали вместе, вместе воспитывали сына. И любила я его только как друга. Как отца нашего ребенка. Но не как свою половинку, не как самого дорогого человека в жизни… И он это знал, хотя тоже делал вид, что все в порядке. В течение какого-то времени…

Гард подождал — может наконец услышит, почему же они разошлись, но не дождался. Мэйбл долго молчала, а когда заговорила, понял — темы ее бывшей семейной жизни они больше касаться не будут, по крайней мере сегодня.

— Я бы с удовольствием выпила лимонаду у входа в парк есть киоск. Ты хочешь?

— Конечно.

Он поднялся и подал даме руку. Она встала и пошла чуть впереди, но Гард не стал ее догонять. Так приятно было смотреть, как перед ним шествует женщина, плавно покачивая бедрами. Когда он подошел к киоску, Мэйбл уже заказала два лимонада и смотрела, как продавец кладет в стаканы лед, сахар, добавляет воду, а потом сок только что выжатого лимона.

Она взялась было за кошелек, но мужчина покачав головой, вытащил из кармана пригоршню смятых банкнот. При этом на землю упала монетка и эластичная лента, поблескивающая на солнце. Сверкающая серебряная денежка и ослепительно малиновый обручок яркими пятнами выделялись на сером, тусклом асфальте.

Они нагнулись одновременно. Ленту Мэйбл тут же узнала — как же, ее собственная. Подержала, поглаживая дрогнувшими пальцами ткань, но когда Гард протянул руку, не раздумывая положила убор ему на ладонь.

— Спасибо, — поблагодарил он и сунул вещи в карман.

Они еще немного прогулялись по парку, а потом пошли к машине. Был пятый час. Ей пора возвращаться, чтобы успеть забрать сына домой, а Гарду — немного вздремнуть перед ночной сменой. Если повезет, никакие сновидения не будут его мучить.

Когда же ему так везло в последний раз, усмехнулся он невесело.

Ответ пришел сам собой — в ту ночь, когда он арестовал Алана.

— Может, поужинаешь сегодня с нами?

спросила Мэйбл.

— А как же сын?

— Я уже рассказывала ему, что мы с тобой когда-то давным-давно были друзьями. Он ничего не имеет против.

— Значит, друзьями? — хмыкнул Гард.

С Мэйбл их связывало что угодно — безудержная страсть, надежда и мечты, слезы и боль, безграничная любовь — но только не дружба.

— Мальчишке еще мало лет, — заметила она. — Рановато знать правду. Так как насчет ужина?

— Только не сегодня. Хочу поспать перед работой.

— Ой, прости, я и забыла, что ты всю прошлую ночь работал. Может, на неделе?

Как просто сказать «да». И просто, и легко. Да, мне хотелось бы встретиться с тобой на этой неделе. Да, я был бы счастлив провести с тобой весь вечер, даже в присутствии Алана. Но еще проще и гораздо безопаснее отвергнуть приглашение. Что он и сделал, подъезжая к ее дому.

— Вряд ли.

Женщина отвернулась, но Гард успел заметить, как ей неприятен отказ, и почувствовал себя последним подлецом.

— Что ж, ладно, — проговорила она и, открыв дверцу, быстро вышла. Когда она снова взглянула на него, в ее глазах светилась благодарность.

— Спасибо, рада нашей встрече, — негромко проговорила Мэйбл.

Повернувшись, направилась по лужайке к дому, а он все сидел, наблюдая, как она поднимается по ступенькам, отпирает замок и захлопывает за собой дверь. Его так и подмывало броситься вслед, сказать, что он наврал, что на самом деле ему было бы приятно поужинать с ней вместе. Двигатель работал вхолостую, а Гард все не уезжал, раздираемый противоречивыми желаниями.

Наконец благоразумие взяло верх, и он, решительно развернувшись, поехал домой, в свою тихую пустую комнату, где его никто не ждет и где столько времени провел в одиночестве. Подальше от того места, где на самом деле хотелось бы быть.

За что она благодарила, размышлял Гард по дороге. За обед? Вполне вероятно. Но только ли за это?

А может быть, еще и за то, что он больше не сердится на нее, что забыл былые обиды и опять вошел в ее жизнь? Ему не хотелось в это верить. Ведь в таком случае придется поверить и в то, что она стремится восстановить их былые отношения, что все еще любит его. А если это так, то почему же он собирается отплатить ей черной неблагодарностью, причинить боль?