— На данной ступени своей эволюции человек продолжает нуждаться в пище. Вместе с тем, с точки зрения человека, отличающегося присущей мне чувствительностью, слишком много мешает гурману выдержать свои привычки. Когда передо мной лежит отбивная котлета, я прикасаюсь к ней с известной долей опасения. Известно ли вам, что стоит мне вонзить зубы в какой-нибудь хрящ, как я испытываю настолько сильное потрясение, что не в состоянии разжать их? Он внимательно посмотрел на меня. — Вы, наверное, находите меня не вполне нормальным из-за моей способности в подобные моменты говорить о еде? — Чендлер кивнул, словно соглашаясь с самим собой. — Я и сам не знаю, почему сию же минуту не всадил в вас пулю. Или это потому, что мне нравятся такие мгновения и я хочу продлить их? А, может, просто потому, что мне ненавистен финальный жест? — Он пожал плечами. — Но даже в том случае; если он мне
Я оторвал взгляд от бумажного пакета и перевел его на пачку сигарет, которые лежали на столе.
— Вам известно, где сейчас находится Элен?
— Вы что, хотели попрощаться? Или заставить ее отговорить меня от моего намерения? Извините, мистер Дэвис, но у вас ничего не выйдет. Элен уехала в четверг на неделю к своей сестре.
Я прикурил сигарету и глубоко затянулся.
— Мне не жаль умирать. Напротив, я нахожусь в нормальных отношениях и с миром, и с населяющими его людьми.
Он чуть наклонил голову, очевидно, не вполне понимая меня.
— Это было уже трижды, — сказал я. — Трижды… До Элен была Беатрис, а перед Беатрис — Дороти.
Он вдруг улыбнулся.
— Хотите выиграть время? Это вам не поможет, мистер Дэвис. Я запер наружную дверь в коридоре. Если кто-то вернется раньше часа — в чем я лично сильно сомневаюсь, — ему все равно не войти сюда. Если же он проявит настойчивость и будет стучать, я попросту пристрелю вас, а сам скроюсь через черный ход.
Мои пальцы на крышке стола даже вспотели.
— Любовь и ненависть всегда ходят рядом, Чендлер, и мне доказать это проще других. Когда я люблю — или ненавижу — я действую до конца. — Я посмотрел на свою сигарету.
— Я любил Дороти и был уверен в ее взаимности. Мы собирались пожениться. Во всяком случае, я подразумевал это. И готовился. Но в последний момент она заявила мне, что не любит меня. И никогда не любила.
Чендлер улыбнулся и снова вонзил зубы в бутерброд.
Какое-то мгновение я вслушивался в шум транспорта за окном.
— Она не могла принадлежать мне, но и никому другому тоже. — Я посмотрел на Чендлера. — И я убил ее.
Он моргнул и уставился на меня.
— Зачем вы мне все это рассказываете?
— А вам-то сейчас какая разница? — Я снова затянулся. — Я убил ее, но моей ненависти было
Чендлер побледнел.
Я посмотрел на окурок в пепельнице.
— А двумя годами позже я повстречал Беатрис. Она была замужем, однако мы продолжали встречаться. Шесть месяцев. Мне казалось, что она любит меня так же как и я ее. Но когда я предложил ей развестись со своим мужем… и прийти ко мне… она рассмеялась.
Чендлер отступил на шаг.
Я ощущал, как пот струился у меня по лицу.
— На сей раз нож и ножовка меня уже не устраивали. Они не подходили для выполнения задуманного мною. — Я чуть подался вперед. — Была ночь, когда я отволок мешок к животным. Лунная ночь. А я стоял и смотрел, как они вгрызаются, разрывают плоть, дожидаясь каждый своей очереди.
У Чендлера расширились глаза.
Я медленно поднялся. Прикоснулся к бутерброду, который он оставил на краю стола, потом приподнял краешек верхнего куска хлеба. И улыбнулся.
— Соленая ветчина, Чендлер, — проговорил я, — поступает сюда в маленьких картонных коробках. Вы знали об этом? В маленьких картонных коробках: пятьдесят упаковок по восемьдесят восемь центов каждая.
Я положил бутерброд на место.
— А вам известно, что услуги набивщика сосисок стоят тридцать пять долларов?
Я посмотрел мимо него и улыбнулся.
— Сначала вам надо определить, где хорошее мясо, где — так себе, где жир, а где хрящи, потом отделить мясо от костей, а потом нарезать на соответствующие куски.
Я встретился с ним взглядом.
— Твоя жена, Чендлер, и не собиралась покидать тебя. А со мной она просто играла. Я любил ее и одновременно ненавидел. Больше, чем кого-либо на земле. И я вспомнил кошек, вспомнил, как они наслаждались каждым кусочком…
Я посмотрел в наполненные ужасом глаза Чендлера.
— Ну и где, по-твоему, сейчас Элен?
Затем протянул ему полусъеденный бутерброд.
После похорон я помог Элен пройти к машине. Когда мы остались одни, она повернулась ко мне.
— Я уверена, что Генри даже не догадывался о наших отношениях. Ума не приложу, зачем ему понадобилось кончать с собой, да еще в собственном кабинете.
Перевод: Вяч. Акимов
Дэвид Кейз
Охотник