Вкус к жизни

– Мы вернулись к тому, с чего начали: я тебя забавляю, – пожала я плечами, не в силах рассмотреть в мужчине напротив человека, которого любила.

– Не совсем, – процедил он, отбрасывая ухмылки в сторону. – Я сейчас думаю о другом: о том самом моменте, который наступит очень скоро. И о том, что ты будешь делать, когда первая страсть и влюблённость пройдёт? Станешь тихо обрастать рядом с ним плесенью? – жёстко… нет, даже жестоко проговорил Павел. – А по ночам, вместо того, чтобы трахаться, вы будете рисовать свои картинки?.. Что ты получишь, оставшись с ним?!

– Рядом с Мартином передо мной открывается целый мир, а рядом с тобой нарастал только сгусток комплексов.

– Но ты не только художник, ты ещё и женщина! Красивая, молодая… желанная. Ты ведь ещё помнишь, что это значит: быть желанной?

– Конечно.

– А что ты будешь делать, когда наступит момент, и этот статус придётся обновить? Или, может, твой несостоятельный супруг уже успел подарить какой-нибудь жутко художественный вибратор?! Например, с изображением такого же чокнутого Дали! Уверен: великий гений бы оценил! Кажется, у него были комплексы на этот счёт…

– Я не понимаю…

– Только не говори, что вы вступили в брак непорочными! – отмахнулся Астафьев, как вдруг замер с приоткрытым ртом. – Братец тебя развёл? – притворно ахнул он и деланно рассмеялся.

– Ты мог бы говорить без всех этих загадок, – пожаловалась я и тяжело облокотилась на столешницу острова.

– Какие уж тут загадки… У Мартина не стоит! – будто выплюнул Павел оскорбление. – Последствия травмы, – развёл он руками и тягостно вздохнул, точно его это заботило. – Так уж вышло, что шлюх мы заказываем в одном и том же агентстве. Те, кто бывал у него, слагают легенды о диких фантазиях этого извращенца. Ты, как художник, должна оценить: столб света, а в нём две, может, три обнажённые девицы, – принялся смаковать Астафьев. – А из темноты они чувствуют взгляд. Голодный, жадный… вот только этот голод не утолить. А оттого его прихоти становятся всё изощрённее, приказы кажутся пугающими. Девиц с темнотой связывает только голос. Хриплый, сухой, колючий… Ты уже возбудилась, Юль? – зло рассмеялся он. – Тебя ждёт это в недалёком будущем!

– Что тебя так развеселило? – недоумевала я, что привело Астафьева в бешенство.

– А мне вовсе не весело, Юль! Мне больно! Больно смотреть на тебя такую…

– Ты сказал, что я плохо выгляжу, – припомнила я, но Астафьев только зло прорычал и смахнул со стола всё, что оказалось в допустимой близости.

На всякий случай я придвинула к себе стакан с водой.

– Соврал, – тихо признался он. На смену бешенству пришла дикая усталость. – В тебе есть свет, Трофимова. И пока этот свет горит, ты не можешь выглядеть плохо.

– Ух ты! – оценила я подход, а Павел, казалось, сам скривился оттого, что из него попёрла та самая «романтическая чушь».

– Чего тебе не хватило? – захлёбываясь ядом, процедил Астафьев и принялся обходить остров по кругу.

Я не боялась его, а потому и не подумала двигаться с места.

– Чего я тебе не дал? – сверкнул он безумным взглядом. – Вдохновения?! – разразился по комнате его крик. – Что есть вдохновение?! Миф! Выдумка больных на всю голову поэтов! Иллюзия, которую вы все так дружно подпитываете собственными впечатлениями!

– Если ты так считаешь… – покачала я головой, не желая спорить, а Астафьев оскалился.

– Я так считаю! – процедил он, останавливаясь напротив.

Только сейчас я вдруг заметила, что Павел пьян. Не заметила даже – почувствовала. Запах крепкого алкоголя окутал с головой, и я поморщилась.

– Юль? – тихо позвал он и протянул руку, чтобы приласкать.

Я ушла от прикосновения, заставляя Астафьева надменно фыркнуть.

– Ну почему не я? – вскинул он брови и имел такой вид, будто всерьёз озаботился этим вопросом. – Почему не я?! Что во мне не так?!

– Ты ненастоящий принц, – просто ответила я, вдруг припомнив свои самые первые ощущения рядом с Астафьевым.

Павел беззвучно рассмеялся и подмигнул.

– Уж поверь мне: он – тоже!

– Верно. Не принц… Барон – уже неплохо, – пожала я плечами и вот тогда Астафьев всерьёз напрягся.

Он неуверенно качнулся на пятках, прищурился, глядя на меня внимательно, как вдруг спохватился, задохнувшись потоком воздуха.

– Он не мог сказать… – заскрипев зубами, процедил Астафьев, и я была вынуждена развести руками.

– Мартин и не говорил.

– Ты знала… – пронеслась в его голове догадка, и Астафьев глядел на меня, не моргая. – Ты знала… – прошипел он, но ещё не успел свыкнуться с этой мыслью, а оттого вскинул руки, часто задышал.

– Знала, – не стала отпираться я.

Подыграла. Уступила его не менее больной фантазии. Астафьев напряжённо растёр подбородок.

– И всё спланировала! – обвинил он, но едва ли эта мысль могла обрадовать.

– О, поверь: это было несложно, – отмахнулась я и стерпела, когда Павел с силой тряханул меня, больно удерживая за плечи. – Ну и кто из нас теперь шут? – вернула я некогда неосторожно брошенную фразу.

Его зрачки на мгновение расширились, а потом на лице отразилось понимание.