Вкус ледяного поцелуя

Будь я умной, то, не давая волю лицевым мышцам, спокойно бы приступила к изложению наших дел. Но, видно, кое-какие мыслишки насчет того, что Лукьянов как-то выделял меня из толпы сограждан и даже испытывал ко мне некие чувства, не скажу серьезные или большие, а просто вспоминал иногда, что есть, мол, такой человечек, мешали мне, словом, я повела себя как идиотка, и не просто идиотка, а влюбленная. Это похуже. Я закрыла лицо руками и принялась хохотать, Лукьянов, насвистывая, побрел в ванную. К тому моменту, когда он вышел оттуда, я смогла вернуть себе здравомыслие до такой степени, что заварила кофе, выпила чашку и прикинула, как потолковее объяснить, что тут у нас происходит, не тратя лишних слов. Он этого не любит, лишние слова, имею я в виду. Мы уже работали с ним год назад, и о его стиле я имела представление.

Лукьянов устроился в кресле, выпил кофе, косясь на меня, и вдруг спросил:

– Ты все еще меня любишь?

– В горизонтальном положении гораздо больше.

– Ну, наконец-то ты начала острить. Признаться, тебе это никогда не удавалось. Но так ты по крайней мере похожа на саму себя: стервозную бабу, которая мало что чувствует, но которая почему-то решила, что ей это необходимо. Вот и играет то в Жанну д'Арк, то в Зою Космодемьянскую. Хотя я к этому привык. Однако роль Джульетты идет тебе так же, как мне роль доброго самаритянина. Свои незаурядные театральные способности пробуй на ком-нибудь другом.

Можно было опять засмеяться или заплакать от обиды. Пожалуй, все-таки заплакать, то есть зареветь, горько, с причитанием. Пусть бы еще раз в ванную сбегал, чистота – залог здоровья. Но мне не хотелось. Хотелось совсем другого, и я подумала, почему бы и нет? Имеет человек право раз в жизни порадовать себя.

Я поднялась и, глядя в его глаза, которые стали холодными, как льдинки, сказала:

– Я люблю тебя. Я за тебя жизнь отдам. – После чего с удовольствием заехала ему в челюсть. Пальцы противно хрустнули, но душа пела, так что боли я не чувствовала. Я села и сказала: – Надеюсь, ты не в обиде. Теперь, когда мы обменялись комплиментами, с лирическими отступлениями можно покончить и перейти к делу.

Саша потрогал челюсть и сказал:

– А ты знаешь, очень неплохо. Главное, с душой.

– Я старалась. Так мы переходим к делу, или ты еще немного расскажешь о моей стервозности, я поплачу, ты второй раз помоешься…

– Извини, – сказал он серьезно. – Я не хотел тебя обидеть. То есть хотел, конечно… что тут скажешь, – развел он руками и впервые показался мне каким-то растерянным, даже беспомощным.

– Ты прав, – решила я утешить его. – Джульетта из меня, как из тебя добропорядочный отец семейства. Хотя, может, ты не совсем потерян для общества и мне так только кажется. Так я могу приступить к изложению?

– Валяй, – засмеялся он. Я собралась было показать класс московскому гастролеру, но тут зазвонил телефон.

– Не судьба, – пробормотала я, взяв мобильный. Звонил Дед.

– Детка, что там с этим маньяком? Вы еще долго будете топтаться на месте?

– С маньяками быстро не получается, – съязвила я.

– Хочешь сказать, он полгорода перережет, а вы все будете руками разводить?

– Ну, до половины города все-таки далековато…

– Что с тобой? – спросил он резко. – Откуда этот дурацкий тон? – Продемонстрировав возмущение и недовольство, дав понять, что шутки неуместны, Дед перешел к насущному: – Боюсь, своими силами вам не справиться. – Я широко улыбнулась, благо Дед видеть это никак не мог. – Сегодня должен приехать Лукьянов. Вы отлично сработались в прошлый раз и…

– Он уже приехал, – осчастливила я его. – Сидит напротив.

– Да? Замечательно. Думаю, за пару недель вы с этим маньяком разберетесь.

Дед отключился. Я пожала плечами и приступила к изложению. Мой рассказ занял двадцать две минуты. Собой я осталась довольна, четко, сжато, но доходчиво. После такого доклада вопросы практически исключались. Впрочем, я была уверена, что у Лукьянова они найдутся. Излагая, я в то же время размышляла вот над чем: что такое назревает в нашей богадельне? Конечно, маньяк – серьезная угроза спокойствию граждан, но появление Лукьянова… Черт, что же на самом деле происходит? Лялин намекал на некие подводные течения. Лялину можно верить, нюх у него получше звериного.

Когда я закончила свой рассказ, Саша, откинувшись в кресле, заявил:

– Очень сомневаюсь, что это маньяк.

– Я тоже. В любом случае я рада, что ты решил помочь нам. Помни, у тебя две недели.

– У нас, – хмыкнул Саша.

– Ты теперь главный, с тебя и спрос, а мое дело холопское: поднести, подать или вот потрахаться, чтоб ты не скучал.

– Нарываешься, – сказал он беззлобно.

– Чужаков никто не любит. И парень, что занят этим делом, при виде тебя не придет в восторг.

– На восторг я даже не рассчитываю. И пока не вижу повода вмешиваться.

Не думайте, что я вздохнула с облегчением. Чувствовала я себя скверно, потому что ничего не понимала, а играть вслепую – вещь малоприятная и рискованная.

Вновь зазвонил телефон. Вешняков казался возбужденным.

– Я возле твоего дома, сейчас зайду.

– Что-нибудь случилось?

– Есть новости.

Я пошла открывать дверь.