Затем Месье внезапно отодвинулся от меня, и я осталась зияющей, розовой и побежденной, бьющейся в конвульсиях под его взглядом, пока он снова не уложил меня на живот, и перед тем, как закрыть глаза, я получила первое, невыносимое представление об этом обнаженном мужчине, который взглядом ласкал мое тело.
Я познала вкус спермы Месье гораздо раньше, чем наконец узнала его лицо, открыв глаза и увидев его, увидев по-настоящему. Ощущая острый запах его семени, я осторожно приоткрыла один глаз, и внезапно он принял реальный облик. Большие серые глаза Месье прикрывали тяжелые чувственные веки, которые унаследовал его старший сын (я видела его на фотографиях за несколько дней до этого), а полные мягкие губы просто кричали о своей жажде любви и удовольствий. Его нос, само совершенство, казалось, был создан для того, чтобы проскальзывать между моими бедрами и прикасаться при поцелуях к моей шее. Месье всем своим обликом словно призывал меня изгибаться под его взглядом, как это делает кошка. Или, может, мое восприятие искажало то свидетельство триумфа, стекающее по щекам в акведук моих губ?
Кем вы были, Месье? Кем вы были на самом деле? Что в вас было такого, чтобы превратить это обычное утро вторника в то, что перевернуло мою жизнь? Окажись я на вашем месте, сомневаюсь, что осмелилась бы открыть дверь вашей спальни, во всяком случае, с таким уверенным видом, словно требуя причитающееся, словно вы страстно желали меня всю свою жизнь. Собственно говоря, я наблюдала за тем, как вы появились возле кровати, заполнив собой мой мир. Я позволила это сделать без малейшего возражения: эта комната всегда существовала лишь для нас двоих.
Помните, как прошли двадцать минут после любви? Прижавшись к вашему торсу, я хотела незаметно вытереть вашу сперму об одеяло, но, решив, что я пытаюсь ускользнуть, вы удержали меня одной рукой: «Останься здесь!».
В общем, вы принуждали меня к ласкам. Думаю, я пристрастилась к ним гораздо позже, когда вас уже не было рядом, чтобы мучить меня нежностью. Грустно, правда?
Долгое время мы молчали. Я боялась снова встретиться с вами взглядом. Приходила в себя. Изучала особую плотность этой тишины. Но первой заговорила все же я:
— Значит, вы все-таки пришли.
Не потому, что я не придумала ничего другого, а только затем, что еще находилась под впечатлением от вашей смелости: вы ушли раньше из дому, миновали странные улочки, отделяющие Латинский квартал от Конвансьон, прекрасно зная, что именно увидите, поднявшись на третий этаж этого крошечного отеля. Никакой риск не мог заставить вас — собственно, как и меня, — отступить после этих пяти дней, проведенных в сильнейшем возбуждении.
Не могу вспомнить все тонкости нашего тогдашнего разговора и очень сожалею об этом: я бы многое отдала, чтобы до бесконечности пересматривать фильм о том первом утре в ваших объятиях! Я слушала тембр вашего голоса, звучавшего для меня как музыка. Восхитительный голос безликих любовников, не дававших мне покоя вечерами, когда я пыталась уснуть. А потом вы пригвоздили меня к месту в первый раз.
— Ты не думала, что все пройдет вот так?
— Как?
— Что я буду таким. Ты, наверное, не ожидала, что все будет так мягко?
(Так мягко. Месье. Какое удачное слово.)
— Что я беззвучно войду в твою комнату, буду ласкать тебя, подожду, пока ты проснешься? Я бы мог вихрем ворваться сюда, наброситься на тебя, изнасиловать. Разорвать твои чулки и предаться содомии.
Помните, как чуть позже вы с сожалением меня отпустили и я натянула эту самую комбинацию, опустив верх? Я закурила сигарету и, держась за железную спинку кровати, принялась расхаживать перед вами как законченная шлюшка, не переставая ласкать себе соски. Ваш одобрительный взгляд обволакивал меня словно покрывалом. Я могла одновременно наблюдать за собой в большом зеркале напротив, и с сигаретой во рту я принимала разные позы, разговаривая с вами о книгах, о моей учебе, друзьях, которые приходили сюда вчера составить мне компанию. Настоящий балет с раздвинутыми ногами, жеманными пируэтами на цыпочках и грациозными наклонами «за упавшей заколкой» (чтобы показать вам свои ягодицы). На ваших губах вновь играла улыбка умиления, одновременно сексуальная и отеческая, полностью соответствующая ситуации: она лишь со всей дерзостью подчеркивала мою юность и вашу зрелость. Месье, развалившийся, словно король, на широкой кровати, вокруг которой порхает его полуголая Мессалина, не так давно вышедшая из возраста подростка.