Вкус невинности

Анри Жиске, сорока двух лет, уже второй год был префектом полиции Парижа, правой рукой премьер-министра, человеком необыкновенно влиятельным, богатым и умным. Вечером 5 октября у него каждая минута была на счету: он посещал участки, а затем спешил в Оперу, где у него было назначено свидание с видными депутатами. Среди слабостей господина Жиске была любовь к женщинам; увидев среди задержанных воровок и проституток девушку, чье лицо его мало сказать привлекло, а прямо-таки поразило, он недолго противился соблазну. Она покорила его взглядом огромных изумрудных глаз, в которых было и отчаяние, и дерзость, и злость одновременно. В ней не было развязности уличных проституток, не было их вульгарности и бесцеремонности. Она дышала свежестью. Он посчитал, что помощь, оказанная ей, недорого ему будет стоить.

- Вам говорили уже, что вы настоящее чудо красоты, мадемуазель? - спросил он ее ласково-насмешливо, когда они остановились у его экипажа и она в некотором замешательстве теребила в руках перчатки.

Она подняла на него глаза:

- Говорили, но, пожалуй, я еще никогда не была так рада тому, что красива.

- Никогда?

- Никогда, потому что, признаться, моя красота делала многое, но еще ни разу не выручала меня из тюрьмы.

Краем уха он уже успел заметить, что выражается она непривычно грамотно для уличной проститутки. Жиске спешил, поэтому пока не задумывался над этим, но отметить такое стоило. Он торопливо достал из кармана карточку:

- Приходите в воскресенье вечером по этому адресу, мадемуазель.

- В котором часу? - осведомилась она.

- В семь вечера. Вы получите свои сто франков.

Она лукаво усмехнулась, уже почти оправившись:

- Полагаю, господин префект, вам это обойдется даром.

- Вот как? Вы, оказывается, знаете, что такое благодарность?

- Вы убедитесь, что знаю, господин префект.

Он ласково коснулся ее подбородка:

- Не называйте меня господином префектом. Вы ведь знаете мое имя, милочка?

- Да. - Она снова улыбнулась: - Вы - господин Жиске.

- Вот видите, мы, оказывается, великолепно знаем друг друга. Надеюсь, наше знакомство продолжится, ну а теперь мне надобно спешить. - Он сделал знак кучеру, потом снова повернулся к Адель: - Кстати, моя прелесть, деньги у вас есть?

- Совсем мало, господин Жиске.

- Ну, так возьмите это в счет тех ста франков, и давайте простимся до воскресенья.

Он вложил в ее руку бумажку, и карета укатила. Адель разжала ладонь: это была ассигнация в двадцать франков. Она вспомнила, что почти целый день ничего не ела. Чувство голода взыграло в ней с чудовищной силой, к этому добавилась еще и невыносимая тошнота, и Адель, ни о чем не думая и ничего не видя, почти бегом пошла прочь, желая только одного: отыскать какое-нибудь славное местечко, где можно было бы хорошо поесть. Все остальное было сейчас неважно.

Она забежала в первую попавшуюся кондитерскую, которая уже закрывалась, и проглотила две булочки с изюмом прежде, чем успела взять сдачу. Свежий кренделек с орехами и шоколад успокоили Адель, она смогла пойти по улице уже более медленно и, наконец, раздумала посещать сегодня вечером какие-либо кафе или бистро, потому что в дешевых заведениях в такой час собирается самая скверная публика. Грызя шоколад, она перешла мост Шанж, прошла мимо церкви Сен-Жермен-де-Пре и только теперь, приблизившись к «Французскому двору», смогла задуматься над тем, что произошло.

Первым делом, конечно, она испытала истинное наслаждение: Адель и забыла уже, когда ела шоколад. У нее оставалось еще около пятнадцати франков, а в воображении так и возникали мысли о самых вкусных вещах - сыре, отбивных, жареных индейках, тортах со взбитыми сливками. Она видела, что ее соображения были правильны: как только ей удалось утолить первый голод, прошла и тошнота, а если бы в ее распоряжении всегда было что-то вкусное, то она вообще не испытывала бы никаких неудобств от беременности. Но остаток денег, полученных от префекта парижской полиции, она решила сохранить для покупки новой шляпки. И, наконец, мысли Адель вернулись к Жиске.

«Если честно, - решила она, - то он первый, кто отнесся ко мне по-человечески. Ни к чему даже задумываться, каковы были его соображения. Просто он выручил меня и дал денег. Он, значит, понимает, что у меня их может быть не так много. Он не может быть уверен, что я приду, но он не пожалел двадцать франков, стало быть, он не скряга. Кроме того, он, как видно, очень влиятельный человек».