Вкус пепла

– Именно. – Аристарх Викентьевич повернул голову в сторону начальства. – А теперь считайте. Фролов и Шматко вбежали в помещение сразу после выстрела. Наверняка они в дверях едва не столкнулись с убийцей. Следите за моей логикой. И Фролов, и Шматко – люди военные, опытные, звук выстрела распознали сразу. Потому-то и бросились в здание комиссариата. Однако не обратили никакого внимания на личность, что покидала помещение. Как по мне, сие странно. Далее. По их показаниям, они первыми, не считая швейцара и просителей, обнаружили тело товарища Урицкого. По словам Шматко, Моисей Соломонович скончался у них на руках. Потом бездыханное тело передали другим чекистам. Минимум минута! Акцентирую внимание на слове минимум. – Доронин поморщился, опять непонятное словечко, но промолчал. – Хотя, думаю, прошло минуты две. Заметьте, Шматко и Фролов дождались, пока другие сотрудники комиссариата не спустились с верхнего этажа. Далее чекисты кинулись к машине. За ними увязалась охрана комиссариата. Сели вчетвером. Завели двигатель. Еще минута! Проскочили Дворцовую площадь. Свернули в Машков переулок, оттуда сразу же направились на Миллионную. Сколько у них на все ушло времени в целом до этого момента?

Бокий вторично бросил взгляд на Доронина. Тот потер скуластый, крепкий подбородок.

– Минут… – вскоре послышался недовольный голос матроса. Он никак не мог воспринять слова Озеровского, – пять… Нет, четыре. Пять, если, конечно, пришлось заводить мотор.

– Именно. Берем показания Шматко. – Аристарх Викентьевич с разрешения Бокия взял со стола протоколы допросов чекистов. Глянул в них, нашел искомое. – «Мы выбежали на улицу, сели в авто, завели двигатель…»

Глеб Иванович тоже посмотрел в текст.

– Да, действительно, они заводили двигатель.

– А это с минуту, – тут же уточнил Доронин, – знаю я, как Пантелей заводит: раз двадцать ручку прокрутит. Техник из него еще тот.

– Итого пять минут, – тихо проговорил Озеровский, внимательно наблюдая за Бокием. – Отнимаем от них две, что понадобились убийце на исчезновение с Дворцовой площади. Остается чистых три минуты. Три! За такое время Канегиссер мог преспокойно исчезнуть в проходных дворах. Однако он, вне всякой логики, сломя голову несется по пустой Миллионной, никуда не сворачивая.

– Паника, – предположил Глеб Иванович.

– Сомнительно. На допросе преступник вел себя совершенно уравновешенно. Что, кстати, тоже само по себе странно.

– А если велосипед сломался? – высказал предположение матрос. – Все-таки какая-никакая техника.

– Но ведь до семнадцатого дома он доехал, – парировал Озеровский, – и потом… мне не дают покоя два вопроса. Первый: почему убийца оставил велосипед на улице? – Бокий с Дорониным переглянулись, одновременно вспомнив недавний разговор. – Ведь Канегиссер довольно серьезно рисковал тем, что мог после совершения убийства не обнаружить его. Тогда бы господина студента схватили на месте преступления. Однако Канегиссер рискует, оставляет единственное транспортное средство, которое может его спасти от преследования, без охраны, у входа в помещение. А потому возникает еще один неприятный вопрос: а что, если некто из тех, кто находился на площади, следил за тем, чтобы велосипед никто не тронул? – данное предположение Озеровский сделал робко, глядя исподлобья на Бокия.

– Кто мог следить? – отмахнулся матрос. – Да никто. Охраны-то у входа не было вплоть до убийства.

– Не совсем так, – после секундной паузы, отозвался Глеб Иванович. – А что делал твой знакомый Пантелей? И где были до убийства Шматко и Фролов?

– Точно, – Доронин потер рукой крепкую шею. Ну и денек… – сидели в машине. Неужели они? Того…

В кабинете повисла тишина. Никто не хотел первым ее прервать.

Ответ на непроизнесенный вопрос знали все присутствующие. Действительно, велосипед стоял рядом с авто ЧК вплоть до совершения преступления.

– Нет, не может быть, – с силой тряхнул головой Доронин, – нет, Глеб Иванович, не верю.

– И еще… – на этот раз после слов начальства более уверенно заговорил Аристарх Викентьевич. – Я не успел доложить, – Озеровский вернул протоколы на стол. – Обратите внимание. На задержанном во время ареста было надето пальто, которое он снял с вешалки в случайной, как он утверждает, квартире. – Следователь переплел пальцы рук, с силой сжал их. Раздался резкий, неприятный хруст. Глеб Иванович поморщился. – И тут снова сами собой напрашиваются вопросы. В какой квартире убийца оделся? Почему смог войти в данное помещение? Почему в наше тревожное время, когда, как нам с вами хорошо известно, в городе грабят и средь бела дня, двери той квартиры оказались открыты? Или их кто-то открыл? Почему, вместо того чтобы просто покинуть дом-ловушку через окно, а оттуда уйти по крыше, студент устраивает маскарад с переодеванием и выбегает на лестничную площадку, где его уже ждут? И, наконец, последний момент. Я был в парадном семнадцатого дома. Освещение в подъезде полностью отсутствует. Полумрак. Встает вопрос…

И тут Аристарх Викентьевич замолчал.

– Какой? – с некоторым раздражением нетерпеливо проговорил Доронин.