Вкус пепла

— Но почему я не должна про это рассказывать? Это же противный дядька? — В голосе «коричневой» куклы послышались пронзительные нотки.

— Поэтому и нельзя. Дядька велел, чтобы я никому не говорила. А когда противный дядька велит, надо выполнять.

— Но ты же умерла. Значит, противный дядька уже ничего не может тебе сделать.

На это у куклы Сары в зеленом платье не нашлось ответа. Фрида бережно положила обеих обратно в домик, а сама снова пошла смотреть в окно. Как же трудно все стало из-за того, что Сара умерла!

Анника вернулась после ланча и, завидев возвращающихся Эрнста и Патрика, сразу окликнула последнего. Он хотел отмахнуться и уже свернул было в свой кабинет, но она настойчиво позвала его снова. Тогда он остановился на пороге и вопросительно посмотрел на нее. Анника взглянула на него поверх очков. У Патрика и впрямь был измученный вид, а так как он побывал под дождем, то стал похож на вынутую из воды кошку. Понятно, что человек, чья жизнь состоит из ухода за новорожденным младенцем и следствия по делу об убийстве ребенка, вряд ли может отличаться избытком энергии.

Уловив сквозившее в глазах Патрика нетерпение, она поспешила изложить ему свою новость:

— Я приняла сегодня много звонков в связи с публикацией в прессе.

— Есть там что-нибудь полезное? — без особого энтузиазма спросил Патрик.

От общественности так редко поступали ценные сообщения, что он не питал больших надежд.

— И да и нет. В основном, как всегда, звонили всякие сплетницы, чтобы наябедничать на своих заклятых врагов, и люди, у которых не все дома. В связи с этим делом поднялась целая волна гомофобии. Судя по всему, человека автоматически начинают подозревать в гомосексуализме и приписывают ему склонность к самым ужасным преступлениям только потому, что он работает в цветочном магазине или в парикмахерской.

Патрик нетерпеливо переступил с ноги на ногу, и Анника поторопилась сообщить самое главное. Она сняла с пачки верхний листок и протянула ему.

— Вот на это, как мне показалось, может быть, стоит обратить внимание. Звонила женщина, отказавшаяся назвать себя, и посоветовала заглянуть в медицинскую карточку младшего братика Сары. Больше она не пожелала ничего говорить, но интуиция мне подсказывает: за этим что-то есть. Во всяком случае, следует поинтересоваться.

Лицо Патрика выражало далеко не тот интерес, какой Анника рассчитывала вызвать своим сообщением. Но ведь он не слышал, с какой настойчивостью звонившая преподносила этот совет. Ее тон резко отличался от того потаенного злорадства, которое обычно сквозило в голосе завзятых сплетниц.

— Да, в этом, вероятно, нужно разобраться, но я не ждал бы слишком многого. Как правило, анонимные звонки не дают значительного результата.

Анника начала было возражать, но Патрик остановил ее, выставив перед собой обе ладони:

— Да-да, я понял. Что-то подсказало тебе, что этот звонок отличается от других. И я обещаю тебе, что займусь им. Но придется немного подождать. У нас есть более неотложные дела, с которыми надо покончить в первую очередь. Собираемся в кухне через пять минут, и я расскажу подробности.

Он нетерпеливо пробарабанил пальцами по дверному косяку и с запиской в руке двинулся дальше.

Анника удивилась, какие же это могли быть внезапно возникшие неотложные задачи. Надо надеяться, что они будут означать новый поворот в расследовании, а то очень уж подавленное настроение царило в последние дни в участке.

Он никак не мог спокойно сосредоточиться на работе. Образ Сары все время стоял перед глазами, а утреннее посещение полицейских всколыхнуло все жившие в душе страхи. Может быть, и правы были окружающие, говорившие, что он слишком рано вернулся на работу. Но для него это было способом как-то выжить, вытеснить то, о чем не хотелось думать, мыслями о язве желудка, о мозолях, трехдневной лихорадке и воспалении среднего уха — о чем угодно, только не о Саре. И не о Шарлотте. Но вот действительность неумолимо вторглась в его жизнь, и он почувствовал, что летит в пропасть. Если уж быть честным, а это с ним случалось не часто, то он и сам не понимал, почему совершает те или иные поступки. В нем словно сидел кто-то, кто безостановочно толкал его дальше и дальше в погоню за чем-то недостижимым. Невзирая на то, что он имел уже так много. И вот его жизнь лежит в осколках, и уже ничто не поможет ее вернуть, что бы он теперь ни сказал и ни сделал.