— И мне приспичило, Мигель, — сказал Жильбер, и по тону нельзя было усомниться в искренности его слов, хотя по лицу было заметно, что от падения со скамьи у него здорово болит спина.
Придя в хорошее настроение от улыбки Анджело, Мигель сделал вид, что поверил словам Жильбера, и словно забыл о том, как Жильбер при падении изматерил и Сашу, и Анджело. Ему было ясно, что сдерживается он из опасения вызвать среди товарищей спор и ругань, и вполне серьезно сказал:
— Си, омбре… Пусть будет так. Раз уж мы остановились, пойдем в поле. Лучше мы все это сделаем здесь, чем… — Не окончив мысли, он многозначительно усмехнулся, похлопал Жильбера по плечу и добавил: — Прыгай, омбре…
Жильбер облегченно вздохнул, перебросил ремень автомата через плечо, спрыгнул с грузовика и вошел в кустарник. Мигель и Ненад подхватили Фрэнка и вместе с ним спустились с грузовика. Анджело встретил их с той же улыбкой и где руками, где мимикой объяснил, что он покараулит, пока они будут в поле. Троица пошла от дороги, а Анджело взобрался на крышу кабины и увидел Зорана, пристраивавшего ящик с останками брата на скамейку.
Садясь возле ящика, Зоран закурил сигарету и через плечо сказал:
— Иди и ты, Анджело. Поброди по полю, если хочешь, я покараулю…
Анджело покачал головой и зашевелил губами, намереваясь сказать, что останется с ним. Зоран взглядом ответил, что понял его, и дал ему зажженную сигарету.
Подул ветерок с Дуная, трава пошла легкими волнами, и теперь хорошо было видно, где она полегла под тяжестью тел. Они молчали, невидимые друг другу, каждый по-своему переживая первые ощущения свободы — без ограждений, без эсэсовцев и их волкодавов.
Подал голос Фрэнк. Он закашлялся, приподнял голову и опять нырнул в траву. Анджело увидел его с крыши кабины, махнул рукой с автоматом, как бы говоря: «Ты понежься, Фрэнк, понежься, я покараулю…» — и сам задохнулся дурманящими запахами, которые ветер разносил над полем.
Ненад сидел в траве с тетрадкой на коленях и, подставив спину солнцу, записывал события четвертого дня после освобождения из лагеря.