Вкус ранней клубники

А водитель её, кажется, от такой ситуации ничуть не взволновался. Он даже не затормозил, а продолжал лихо мчаться по дороге этаким беспородным барбосом, которые не понимает, как опасно не считаться с породистыми, хорошо воспитанными собаками.

Причем, он не просто мчался. Он ехал зигзагами от обочины к обочине. А один раз скользнул так близко от стоящего у края дороги "жигуленка" с поднятым капотом, что я от страха зажмурилась.

— Да он же пьян в сиську, г…н штопанный! — выругался Саша.

Первое время он ещё стеснялся выражаться при мне, но потом, видимо, понял, что никаких усилий не хватит, чтобы вытравить из себя то, к чему он привык за много лет нервной шоферской работы. Впрочем, он ненормативной лексикой вовсе не злоупотреблял и ругался при мне лишь в подобных случаях. На его месте я бы тоже сейчас ругнулась как следует, но Решетняк мне не разрешал.

Что потом произошло, я увидела, но как они о том сговорились, не поняла. У большинства наших водителей ведь нет раций, какие есть у дальнобойщиков-американцев — судя по фильмам-боевикам, которые я в большом количестве просмотрела по телевизору, сидя подле него с мужем и детьми. Кое у кого уже появляются мобильники, но тоже пока не у всех.

Зато у наших водителей за долгие годы совместной работы сложилась целая система оповещения при помощи световых и звуковых сигналов, благодаря которым они могут сообща урезонивать наглеющих водителей других машин.

Я увидела, как одна из фур резко вырвалась вперед и обогнала выписывающий на шоссе зигзаги "газик". Вторая фура пошла параллельным курсом, оттесняя грузовик к обочине. Наш "камаз" закрыл ему путь к отступлению.

Артем, мирно дремавший до того на спальном месте, и во сне почувствовал, что на шоссе происходит нечто неординарное. Он соскользнул к нам на сидение и с интересом наблюдал за маневрами товарищей.

— Ага, попался, голубчик!

"Газик" наконец остановился, зажатый со всех сторон механическими монстрами. Почти одновременно хлопнули дверцы всех трех машин и к нарушителю направились водители. Я вылезла тоже. Интересно было посмотреть, чем это кончится? Люси не было видно. Или её не стали будить, или её суровый любовник запретил женщине вылезать из машины.

Шофер старой потрепанной машинешки, скорчившись на сидении, изо всех сил вцепился в ручку дверцы, не давая её открыть.

Но наши ребята, видимо, здорово разозлились, и такая хрупкая преграда их остановить уже не могла. Они вырвали дверцу вместе с петлями. Следом, все ещё держась за нее, вывалился водитель.

"Они же его убьют!" — с запоздалым испугом подумала я и подошла поближе. Решила про себя, что в случае чего стану между водителями и проштрафившимся шофером. Хорошо горским женщинам — подобные конфликты они могли решать, сняв с себя платок и бросив его между враждующими мужчинами.

Дальнобойщики молча стояли вокруг человека, который скорчившись — защищал лицо и пах! — лежал на асфальте.

Пожалуй, определение "человек" было для него слишком громким. Так, мальчишка, сопляк, на вид не больше семнадцати лет, тощий и прыщавый. Пьяный с раннего утра именно так, как заметил о нем Саша.

Палыч презрительно плюнул в сторону и стукнул лежащего ногой по заднице. Другой шофер вскочил на подножку, выхватил из замка зажигания ключи и забросил их в лесополосу.

Шоферишка, сообразивший наконец, что бить его не будут, неожиданно резво вскочил на ноги и, очертя голову, кинулся в поле.

Дальнобойщики вернулись к своим машинам.

— Санек, ты забирайся, поспи, — предложил Артем, — я все равно больше не засну.

— Так тебе же ещё час отдыхать.

— Ничего, потом отдашь.

Саша не возражал. Он взобрался на "кровать", пеняя кому-то в туманной дали:

— Эх, какую страну загубили! Мальчишка только от материнской юбки оторвался, а уже алкаш.

Артем лишь молча сжал зубы. Я знала, что такие случаи он и сам болезненно переживает. Злится от собственного бессилия: что может сделать он — водитель автомобиля, хоть и большегрузного?

Мне вспомнился его рассказ об одном селе средней полосы, возле которого они с Сашкой как-то поломались. Поздним вечером оба ходили из дома в дом и нигде не могли отыскать трезвого мужика, чтобы усадить его за трактор.

Не лучше выглядели и их хмельные, зачуханые жены. Артем, рассказывая, скрежетал зубами, а я старалась его успокоить: может, этот поселок единичный случай? И мысленно досадовала, что он беспокоится о судьбе страны, вместо того, чтобы лишний раз подумать о своей семье. Говорят же англичане: мой дом — моя крепость, а там хоть трава не расти. Вон даже один из французских Людовиков говорил: после нас хоть потоп. Король, между прочим, а тут — простой шофер! Повторяла любимое выражение мамы и, кажется, проникалась мыслью, что она все-таки права, мы не пара.

Ты помнишь, как все начиналось? Может, с этого? С моего нежелания понять озабоченность мужа, попытка свести его интересы к минимуму. Мол, всяк сверчок знай свой шесток, и нечего строить из себя государственного мужа… Какой же, оказывается, стервой я была!