Вкус ранней клубники

Мужикам было жалко свои машины ничуть не меньше, чем попавшего в беду товарища. Проезд безумной бабе пришлось освободить.

Дом, к которому подъехала пылающая негодованием моя подруга, казался безлюдным. Как сказал бы Пушкин, ни огня, ни темной хаты. Татьяна подошла к гаражу и заглянула в приотворенную дверь — в него поставили машину явно только что — из гаража пахнуло теплом и запахом выхлопного газа. Видно, чтобы замести следы, Танькин муж попросил машину у кого-то из друзей.

Правда, в дом приехавшие могли не зайти. Татьяна поднялась по ступенькам и подергала за ручку дверь, ведущую на веранду — этакие застекленные современные сени — и услышала, как явственно звякнул крючок на двери. То есть, заперта она была изнутри!

Татьяна постучала. Вначале вежливо — никто не откликнулся. Тогда она ударила в дверь ногой раз, другой, раздался грохот и та соскочила с крючка. Следующая дверь непосредственно в дом была сделана более добротно, чтобы выбить её, закрытую изнутри на ключ, мощности Татьяниной ноги явно не хватало.

Тогда она обошла со всех сторон дом — окна оказались затянутыми прозрачной пленкой, достаточно плотной, но вовсе не железобетонной. Она схватила кирпич из рядом стоящего штабеля и ударила по окну, с мстительным удовольствием слыша, как осыпается разбитое стекло и писклявый женский голос вопит в трубку:

— Милиция! Милиция!

Я вполне представляла разъяренную Татьяну с кирпичом в руке, разрывающую пленку подобно киношному монстру. Кирпичом она успела лишь приложиться к голове неверного супруга, как приехали работники правопорядка. Наверное, они были поблизости, а вовсе не возле праздничного стола.

Тогда среди ночи нам позвонил Танькин муж и жалобно проблеял, что жену забрала милиция, а он звонит нам из травматологии.

Едва я рассказала о том Артему, как он выскочил из-за праздничного стола — у нас тоже были гости — и помчался выручать мою подругу. У него, к счастью, работал в милиции друг, с которым они когда-то служили в морской пехоте.

Он привез к нам домой Татьяну, полностью растерявшую всю свою воинственность. И даже пришедшую в ужас при мысли о том, что она натворила.

Я отпаивала её валерианкой, а потом дала снотворное, которое как-то забыла у нас моя мама, и Таня проспала почти до двенадцати часов дня.

Она и раньше неплохо относилась к Артему, а после случившегося испытывала к нему особое чувство благодарности. Артем и не знал, что её союзничество зачастую гасило мои самые сильные раздражения в адрес мужа, а от маминого ярлыка "простой шофер" она просто выходила из себя. И однажды даже разругалась с моей родительницей.

— Между прочим, Галина Аркадьевна, вы не помните, как Белка бросала универ? Просто перестала ходить на занятия и все.

— Был такой прискорбный факт в Белочкиной биографии, — вздохнула мама.

— И кто заставил её вернуться?

— Я, — довольно покивала моя родительница.

Она ещё хотела что-то сказать, но Татьяна перебила её не очень вежливо:

— Это вам так кажется, Галина Аркадьевна! На самом деле ходить на занятия заставил Беллу её муж.

— Надеюсь, ты говоришь это не серьезно? — высокомерно поинтересовалась мама. О, она умела ставить на свое место как зарвавшихся подчиненных, так и излишне самоуверенных молодых людей.

Но Танька моя тоже была не лыком шита. В газете она работала репортером, а в качестве хобби печатала критические статьи, такие хлесткие и ядовитые, что молодые литераторы переиначили её фамилию Шедогуб на Душегуб. Кличка будто приклеилась. Так Татьяну теперь звали даже друзья.

После опубликования разгромной статьи на очередной опус писателя или поэта Татьяне порой приходилось встречаться с разгневанными авторами лицом к лицу и, насколько я знаю, она ни разу не дрогнула. Не отступила Танька и теперь — ведь в опасности была репутация её друга!

— Не надейтесь, я говорю это вполне серьезно. Если бы не Артем, ваша дочь была бы теперь не редактором, а какой-нибудь простой швеей-мотористкой или простым кондуктором…

Такого непочтения мать вытерпеть не смогла. Она бросилась прочь из моей квартиры, на ходу бросив Татьяне что-то вроде:

— Хамка!

— Прости, — повинилась Татьяна, — не удержалась. Но если и ты скажешь, что это не Артем помог тебе получить диплом…

— Не скажу, — торопливо сказала я. — Вовсе я не такая неблагодарная, как тебе кажется. И если ты помнишь, я уже не раз заводила с Артемом разговор о том, что теперь его очередь поступать в институт, а он или отшучивается, или делает вид, что меня не слышит…

— Он и в других вопросах ведет себя так же?

— Нет, конечно, в остальном у него прекрасный слух.

— И поведение, — добавила в шутку Татьяна.

— А вот поведение — хуже некуда! Скорее всего произошло то, чего я всегда боялась: он меня разлюбил.

— Ты что, спятила? — даже испугалась подруга. — Да, он тебя так любит, что я от зависти зеленею. И думаю: где же ходит мой Решетняк?

— В чужих руках… — огрызнулась я.

Подруга внимательно посмотрела на меня.

— Ох, уж, эти благополучные жены! Все им не так да не эдак!

И тут уж я разозлилась по-настоящему.