Вкус страха

Несколько часов спустя фургон остановился. Задняя дверь распахнулась, впуская внутрь серый свет. Трое автоматчиков в тускло-коричневой одежде, включая водителя с обожженным лицом, криками приказали им выйти. Скарлетт осторожно выбралась из-под Грома, чья голова все еще лежала у нее на коленях, и поднялась на ноги. Последовав за Сэлом, она спрыгнула на землю. Затекшие ноги тут же подогнулись, и она едва не упала. Ближайший автоматчик расхохотался. Она едва сдержалась, чтобы не плюнуть ему в лицо.

Скарлетт огляделась. Стояли сумерки, но даже этот последний свет дня казался ярким по сравнению с кромешной темнотой в грузовом отсеке фургона. Воздух был свежий, пах землей, и ничто в нем не указывало на признаки цивилизации.

Они находились на какой-то лесной поляне. Со всех сторон грозно нависали мрачные высокие деревья. По обе стороны от открытого очага стояли, словно глядя друг на друга, две примитивные хижины: крепкие деревянные столбы, тонкие ветки вместо горизонтальных перекладин и соломенная крыша. Хижины походили на грубую имитацию домика, в котором Скарлетт и Сэл останавливались на краю кратера Нгоронгоро, только едва ли здешние интерьеры были украшены розами и персидскими коврами. И уж точно здесь не было туалетов, украшенных бисером люстр ручной работы и видов на «африканский рай».

Тот автоматчик, что рассмеялся, ощупал грязными ладонями руки и ноги Скарлетт, не упустив возможности ухватить ее за промежность и грудь. Стиснув зубы, она выдержала унижение. Узловатыми пальцами он проверил карманы ее платья и выудил две австралийских пятидесятки, которые дал ей Гром. Потом глянул на висевшие на шее львиный коготь и компас-подвеску. Видимо, для него они не представляли никакой ценности, и он их не тронул. Зато приказал Скарлетт снять с руки золотые часы. Она немного повозилась с застежкой и отдала их террористу. Тот поднес часы к лицу, внимательно разглядывая их, а потом опустил в тот же карман, куда отправились пятидесятки. Наконец указал на кольца — помолвочное и обручальное.

Скарлетт покосилась на Сэла. Тот как раз передавал автоматчику с обожженным лицом свои часы «Пашек Филипп» за три тысячи долларов. Джоанна и Миранда тоже расставались с ценностями. Ей впервые представилась возможность разглядеть женщин из посольства. Джоанне было за пятьдесят — умное лицо с чуть заостренными чертами и короткая стрижка. Миранда была полной противоположностью — чуть старше двадцати, мышиное личико, длинные прямые волосы. Она стояла с заплаканным лицом, нервно покусывая нижнюю губу.

Автоматчик, стоявший перед Скарлетт, что-то рявкнул, и ее внимание снова переключилось на него. Она поспешила стянуть с пальцев помолвочное кольцо с бриллиантом и платиновое обручальное кольцо и бросить их в жадно протянутую ладонь. Автоматчик с ухмылкой оценил размер бриллианта и что-то сказал по-арабски своим приятелям. Те рассмеялись. Потом он завязал Скарлетт глаза куском черной ткани. Лишившись зрения, Скарлетт почувствовала, что снова начинает паниковать. Автоматчик грубо схватил ее за плечо и направил через поляну. Скарлетт спотыкалась и дважды падала на колени. Примерно через три десятка шагов он втолкнул ее, по-видимому, в одну из хижин и привязал руки за спиной к толстому угловому столбу. Она слышала вокруг шаги и ворчание. Стук сапог затих за пределами хижины, и дверь захлопнулась.

— Сэл? — спросила она.

— Я здесь.

— Джоанна? Миранда?

Они тоже откликнулись.

Скарлетт потянула веревку, стягивавшую запястья. Свободы у нее было примерно на полметра. Достаточно, чтобы лечь, чтобы дотянуться ногами до других, но не более того. Она попыталась расслышать, что происходит снаружи. Вроде тихо. Но это не значит, что они не стоят на страже возле самой хижины. К горлу подступил ком. Скарлетт терпеть не могла, когда ничего не видно. Она чувствовала себя совершенно беззащитной. А вдруг эти ублюдки решат ее изнасиловать? Как ей сопротивляться? Что она вообще сможет сделать? Она представила, как к ней прижимаются их потные, вонючие тела, как жесткие бороды царапают ее лицо, как они сопят от удовольствия, взбираясь на нее один за другим.

Скарлетт решила, что будет кусаться. Она пооткусывает им носы ко всем чертям, если они только попытаются совершить что-то подобное.

Они не попытались. Час за часом ничего не происходило. Ночь становилась все холоднее. Скарлетт больше не пыталась говорить, все остальные тоже молчали. Да и о чем было беседовать? Как у кого дела? Не похоже ли это на ночевку в походе? Нет ли у кого-нибудь конфетки?

Москиты пировали на беззащитных телах, и беспрестанное гудение этих тварей над головой сводило с ума едва ли не сильнее, чем булавочные уколы их укусов. Отмахнуться не давали путы, и приходилось просто лежать, изображая для насекомых шведский стол. Где-то неподалеку крикнула сова глубоким раскатистым «У-ху!», словно спрашивая: «Кто тут?»