Вкус свинца

– Так в какую сторону тебе нужно было идти? – Вольф поднимает его за воротник и пихает лицом в сугроб. Ощупывая свое окровавленное лицо, длинный шипит, как вскипевший чайник.

Пока отчим разбирался с одним, другой, перекидывая нож из руки в руку, надвигается на Колю. Николай отступает и начинает раздеваться. В первый момент не понимаю, что он задумал, но, когда он набросил свое пальто на голову бородатому и у того от неожиданности выпал нож, я начинаю действовать. Тут же наступаю противнику на ногу и кричу Коле, чтоб он бил. Получив удар кулаком в грудь, бородатый теряет равновесие и валится на своего уже лежащего напарника. Коля поднимает пальто и тщательно отряхивает.

На земле сверкает нож. Поднимаю его и провожу большим пальцем по лезвию. Острый. Обычные алкаши с такими тесаками не ходят. Внезапно в голову приходит дикая идея. Бородатый пытается подняться на ноги, а я приседаю на корточки и подношу нож к его горлу. Чтобы рука не дрожала, сильнее прижимаю лезвие. Слегка перестарался, надрезал кожу, и потекла тонкая струйка крови. Хоть царапина небольшая, все равно неприятно, хочется отвести нож. Так и есть, какой-то я мягкотелый. Когда служил, как-то раз наш взвод отправили в картофельный погреб – перебить расплодившихся там крыс. Парни давили их ногами, кололи заостренными кольями, а меня как сковало. Смотрю на крысу – она отчаянно бежит, топ-топ-топ, в страхе ищет, где спрятаться. Не знаю, от отвращения или жалости, но ни одну ударить не смог. Тварь ничтожная, ну как такую мучить.

Но сейчас было по-другому. Собрался, сколько было сил, и, скрипя зубами, все-таки удерживаю руку – спектакль нужно доиграть до конца. Уголком глаза замечаю маму – она застыла, как жена Лота, и, прикрыв рот ладонями, сверху смотрит на меня.

– Матис… Матис… не делай этого… – упавшим голосом шепчет она, но я прикидываюсь, что не слышу.

– Молись Богу, придурок! Это твое последнее Рождество, – крови не жажду, но разыграть эту пьянь очень хочется.

А вот Николаю не до шуток – он хватает меня за плечо и оттаскивает меня от перепуганного бородача. Я же, напротив, вхожу в роль жаждущего крови и веду себя как бешеный. Коля напрягается и почти что валит меня на землю.

– Не будь с нами дамы, заколол бы, как последнюю свинью, – сую нож в карман и смотрю на Колю. – Ладно, пусть живет. Из-за такого дерьма еще на нарах чалиться?..

– Быстро домой! – одной рукой мама хочет ухватить меня за рукав, другой не отпускает локоть Вольфганга.

– Надо бы вызвать полицию. Как положено, – замечает Вольфганг.

– Фараонов? Ну, нет, самим еще придется канителиться, – подхожу к лежащим и снова вынимаю нож. – Радуйтесь, что не отправили в кутузку. Праздник все-таки. И чтоб лежали так, пока госпожа спокойно дойдет до дома и согреет лапки. Вот тогда можете уматывать. Буду стоять на стреме. Если подниметесь раньше, поймаю и яйца отрежу, дошло?

– Четверо на двоих, не велика наука, – бормочет бородач.

– Ты еще голос подаешь?

– Братан, все путем… Ты же наш? – с вопросом выдыхает длинный.

– Наш, но не ваш. Торнякалнс – святая земля. А вы что? На Рождество идете в кабак, а потом еще честных людей цеплять вздумали? Чтоб вашего духу тут больше не было, иначе… – провожу пальцем по горлу. – Прочухали?

В заборе Детской больницы, что через дорогу, выбита доска, болтается на одном гвозде. Знаю этот ход уже давно – самый прямой путь, чтобы через территорию больницы добраться до улицы Робежу у железнодорожного переезда. Никогда им не пользовался, но на этот раз сгодится.

Пробираюсь в щель, еще кричу: «Я вас вижу! Ни с места, а то хуже будет!», а сам неслышным, но быстрым шагом вдоль другой стороны забора, через больничный парк или Торнякалнский лес, как его кое-кто называет еще с давних времен, крадусь до главных ворот. Там встречаюсь со своими.

– Матис! Как ты меня напугал! – мама в потрясении смотрит на меня.

– Пожалуйста, успокойся! Это же только теантер… для этих мазуриков.

– Не знаю, что и думать, сынок, – она тискает варежки в руках. – Мне даже показалось, что ты и сам разбойник. Где ты таких слов набрался?

– Книги читать надо, – усмехнувшись, отвечаю я.

– О чем ты говоришь? Какие книги?

– Про преступников.

– Нашел, что читать! – мама качает головой. – Какая неприятность в рождественский вечер… ф-фу! – ее передергивает. – Поскорее бы выбросить это из головы.

Согласен с мамой, но сомневаюсь, что случившееся быстро забудется.

Светлое, торжественное настроение растаяло, как золотые часы в руках фокусника.