Стою на стремянке в квартире бухгалтера Осиса и смываю с потолка потемневший слой мела. Хозяин с женой и маленьким сынишкой укатил к родичам в Цесвайне и под ногами не путается. На самый верх стремянки подвесил ведро с теплой водой, куда окунаю маклавицу. Время от времени меняю массивную щетку на маленький шпатель с острыми краями, которым расковыриваю узкие трещины в штукатурке – потом будет удобнее замазывать. А мастер в это время растопил в кухне плиту и вскипятил воду. Когда Коля входит в комнату, краем глаза замечаю, что он ссутулился, как цапля на болоте, и явно не в духе, словно ожидает неприятностей.
– Что-то ты сегодня мрачнее тучи! Что стряслось? – не хотел навязываться, но не утерпел.
– Не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Не знаю, что происходит.
– Может, я знаю?
– Ты? – Коля вскидывает на меня удивленный взгляд. – Не знаю, может, и знаешь.
– Так, а что это, что я… может быть, знаю?
– Я не знаю…
Плеснув на гранулы столярного клея горячей воды, Николай приседает у ведра и медленно размешивает серо-коричневую жижу. Лица не вижу, но его затылок недвусмысленно говорит о дурном настроении.
– Не нравится мне эта заваруха в Европе. Непонятно, как теперь все наладится… это пугает, понимаешь? – говорит Коля, не оборачиваясь.
– Дело ясное, что дело темное. Но нам-то что с того?
– Не знаю… На днях сон видел. Мне эта картинка уже который год снится, еще с войны… а тут привиделось такое… просто тихий ужас.
Он умолкает, а я чувствую, что уши мои встали как у овчарки.
– Расскажешь?
– Ну… одно и то же, одно и то же… Сижу во ржи с ружьем в руках, порядком струхнув, как-никак – приближается с десяток солдат, а то и больше. Растянулись цепочкой, прочесывают поле, меня ищут, но все-таки прошли мимо, не заметив. Отлегло, м-да… но так было раньше, – Коля вздыхает и продолжает. – Мать честная, на этот раз все по-другому. Один из тех солдат, тыкая штыком в траву, идет прямо на меня. И у него такой жуткий взгляд, что озноб до костей пробрал. Я аж сел в кровати. Слава Богу, проснулся до того, как он меня успел ткнуть, но спина все равно мокрая. До утра не мог заснуть. Печенкой чую, это не к добру.
– Ну… сон это сон. Как-то на полный желудок лег спать, так всю ночь какой-то бред снился.
– Смеешься? Ну, смейся, смейся…
– Что ты, при чем тут – смеюсь… Я пояснить хотел… а разве так не бывает, что ли? И не воспринимай все буквально. Может быть, сон означает, скажем… – я кое-что читал из рассуждений доктора Фрейда, и мне очень хочется успокоить Колю.
– Что, скажем?
– Ну… например, страх, что хозяин начнет придираться к нашей работе. Среди этих рабов цифр попадаются такие жмоты и крохоборы.
– Страх? Не мели ерунды. Я тебе сейчас кое-что покажу.
Коля снимает с головы складную шапочку из газеты, вертит в руках, потом разворачивает ее, и она опять становится газетой.
– Ты ж у нас все больше по умным книжкам, газетки-то не читаешь, – говорит он.
Чего он докапывается? Если твоя мать работает в Народной библиотеке, ты с младых ногтей обречен читать. И даже вдвое больше, поскольку еще есть и Вольфганг, которому не удается выйти из книжного магазина с пустыми руками. Как будто между полками сирены поют: возьми Мопассана, купи Унсет и Барду…
– Посмотри, каких заголовков тут только нет! – Коля поднимается и подходит к стремянке. – «Совещание Даладье с главнокомандующим вооруженных сил Гамеленом». Думаешь, они там во Франции зря, что ли, совещаются?.. Смотри дальше – «Немецко-советские переговоры в остановке глубокой секретности». Значит, есть что скрывать – от всего мира! Вот еще – «Германия усиливает активность». Кто бы сомневался! «На Лондонской бирже упал курс ценных бумаг». Почему вдруг упал? «Как финны лечат своих алкоголиков»… ну, это не в кассу, – пока я давлюсь от смеха, он кладет газету на табурет. – Это из позавчерашней, дай свою, там будут вчерашние.
Нехотя снимаю шапочку и бросаю ему.
– Не получится прочитать, мелом замазано.
– Получится, – Коля отряхивает ладонью белую пыль и разглаживает места сгиба. Его глаза торопливо прыгают с одного заголовка на другой. – «Словаки требуют вернуть область, присоединенную к Польше». Как тебе это нравится? Начали грызню насчет земель… «Перестрелка между польскими пограничниками и немецкими солдатами». Глянь, уже палят один в другого… говорю тебе, это добром не кончится, – Коля настолько искренне огорчен, что даже и во мне отзывается минорная нота. От бодрого утреннего настроения – ни следа, а взгляд мастера все рыщет по газетному листу. – «Договор между Германией и СССР благоприятно повлияет на безопасность стран Балтии и Скандинавии. В Берлине убеждены, что перелом, который теперь наступит в отношениях между Германией и СССР и в политическом плане, может оказать положительное влияние на безопасность упомянутых государств…»
– Ну, и что – тебе не нравится? Будем островами мира между Россией и Германией, – встреваю, пока он еще не успел снова напустить своего пессимизма и подозрений. – Очень разумно с их стороны, и нам хорошо.