Вкус свободы

– Вот именно поэтому у нас не сложилось, – бормочет он с сигаретой в зубах. – Ты повернута на всей этой фигне: верность, любовь. Ал, нам нет и тридцати. Надо получать кайф от жизни, а не проводить ее в вечном ожидании.

Я изумленно смотрю на него и пытаюсь понять: что я в нем любила? Хоть малейшую деталь. Когда то, что я считала симпатией, превратилось в любовь, от которой у меня снесло голову, а на глазах появились очки приторно-розового цвета? Что я видела? Лишь фасад, а не гнилую душу?

Сейчас я смотрю на Брайса, и мне кажется, что я вижу его в первый раз. Он неблагодарный эгоист, этого не отнять, и все же у него были и положительные качества. Но того парня, который без устали говорил о музыке, больше нет. Тот парень мог подорваться посреди ночи, чтобы записать пришедшие на ум слова песни или сыграть пару аккордов, и не замечал, как наступало утро.

Сейчас же передо мной стоит просто мерзавец, который понимает, что рыбка сорвалась с крючка и надо срочно что-то делать.

И тут меня осеняет: он пришел из-за Кэмерона. Тот поцелуй так его задел, что он просто места себе не находит.

Чертыхнувшись еще раз и не обнаружив зажигалку, Брайс сминает сигарету в кулаке.

– Уходи. Найди себе очередную игрушку и развлекайся с ней.

Он поднимает взгляд и внимательно всматривается в мое лицо. Видимо, пытается найти какое-нибудь слабое место и вновь втереться в доверие. Но лимит на вранье – впрочем, как и на доверие – исчерпан.

Брайс проводит большим пальцем по своей пухлой губе и, закусив ее, делает несколько больших шагов ко мне. Я оказываюсь в плену его объятий.

– Прости меня, – шепчет он и смотрит на меня трогательным теплым взглядом.

Я на мгновение застываю. Я ослышалась? «Прости»? Да никто и никогда не слышал от великого Брайса Максвелла таких слов. Его гордость и заносчивость не позволяли ему этого сделать.

Но и я себя не на помойке нашла.

Вырвавшись из его цепких рук, отхожу подальше, создавая между нами дистанцию.

Удивительно, но мне казалось, что стоит Брайсу прикоснуться ко мне, как сердце и разум предадут меня, и я совершу ошибку, вновь доверившись ему. Но нет. Я ничего не почувствовала. Лишь облегчение от того, что он мне теперь никто.

– Уходи, Брайс. Хватит. Уже ничего нельзя вернуть.

Похоже, он ожидал совершенно другого ответа. Брайс вскипает и, вскинув руки, швыряет пачку сигарет на диван.

– Я не понимаю, в чем проблема? Алан сказал, что, если я приду к тебе и искренне попрошу прощения, ты примешь меня. Я даже этот идиотский букет купил…

Он продолжает говорить о том, каких трудов ему стоило прийти ко мне. Но у меня в голове засели слова: «Алан сказал…»

Не обращая внимания на негодование Брайса, я хватаю со столика в коридоре ключи и, развернувшись, выхожу из квартиры, громко хлопнув дверью.

Видимо, мне надо лично очертить границы, которые Алан нарушает раз за разом.

* * *

Не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться, где может быть менеджер, фанатично увлеченный своей работой. «Ламборгини» Алана одиноко припаркована у здания, в котором расположена студия.

Я уверенным шагом вхожу в холл и, кивнув охраннику, иду к лифту. Нажимаю кнопку двадцатого этажа и собираюсь с мыслями.

По мере того, как сменяются цифры на табло, пытаюсь успокоиться, чтобы не начать орать на Алана, едва переступив порог его кабинета.

Мне надо было сразу догадаться, что Максвелл пришел ко мне не по своей воле. За эти месяцы у него было достаточно времени, чтобы объявиться у моего дома и заявить, что он совершил ошибку. Но он этого не делал. Наоборот, теперь Брайс жил той жизнью, о которой грезил, пока мы были вместе.

Я ведь не давала ему делать это, давила, как он выразился, «своей фигней». Но нет ничего сложного в том, чтобы просто быть преданными друг другу, если человек действительно тебе важен.

Все остальное – просто жалкие отговорки.

А вот что движет Аланом, я не понимаю. Он не проявлял особого интереса к моей личной жизни, пока я была одна. Пару раз он обмолвился, что неплохо было бы завести отношения, ведь для прессы и фанатов это лакомый кусок – засунуть свой любопытный нос туда, куда не следовало бы. Изучить мельчайшие детали и, вывернув все это наизнанку, кормить этим публику. Если растет интерес к твоей персоне, растет и рейтинг группы. Но потом появился Брайс, и Алан отступил.

Теперь же он пытается узнать все подробности моей жизни. И я сама виновата в этом. Сначала мы были неопытны. Не знали, как говорить с журналистами, где нас ожидает подвох. Мы всецело доверились Алану и позволили ему распоряжаться нашими жизнями так, как это надо ему.

Но все изменилось. И это надо уяснить.

Двери лифта открываются, и я выхожу в темный коридор. В самом дальнем углу заметен свет из кабинета Алана. Я не спеша направляюсь в его сторону, обдумывая, с чего лучше начать. Его не проймут крики. Надо действовать точно так же, как он.

Прислонившись плечом к косяку двери, складываю руки на груди и наблюдаю, как Алан что-то сосредоточенно просматривает на экране ноутбука.