Вкус заката

– Тогда, если позволите, я переставлю стул, чтобы не сидеть к закату спиной.

Еще бы я возражала! Он сел рядом со мной, локоть к локтю. Я отметила еще одну перемену к лучшему: сегодня мой юный друг не злоупотребил парфюмом. Вчера от него разило одеколоном, как от средневекового рыцаря. Такая манера, я замечала, обычно свойственна пожилым мужчинам, не вполне изжившим воспоминания об эпохе дефицита хорошей парфюмерии.

При первом же движении Даниэля неустойчивый пластиковый стул на крупной гальке покачнулся, и наши колени соприкоснулись. Эффект был впечатляющий: легкий электрический удар заставил меня дернуться. Медальон, который я продолжала держать в руке, тоже вздрогнул и снова заплясал на цепочке.

– Простите. – Дэн невнятно извинился и тут же сменил тему: – Интересный у вас кулон! Вы позволите?

– Конечно. – Я отдала ему безделушку. – По-моему, ничего особенного. Я случайно купила его у торговца на набережной. Просто так, поддалась порыву!

– Поддаваться порывам нужно, – задумчиво кивнул Даниэль. – Поддаваться порывам просто необходимо, ибо каждая случайность закономерна…

Это была то ли слишком банальная, то ли слишком глубокая мысль, и я ею не прониклась, только подумала, что мальчик разглагольствует не по-детски.

– Да, занимательно… Очень занимательно! – Он с неподдельным интересом рассматривал серебряный медальон. – Вы знаете, что это за символы?

– А это разве символы? – Я снова, как во время разговора с классически образованной Софьей Палной, почувствовала себя невежей. – Я думала, просто рисунки…

– Символы, и еще какие! – Дэн пальцем провел по кругу, словно погладил тело змеи. – Вот это, например, крылатый Уроборос, гностический змей, пожирающий свой хвост, символ Вечности и алхимической Работы.

– Я бы скорее назвала его символом безудержного аппетита.

Я попыталась сострить, но мой собеседник даже не улыбнулся.

– Вот это конкретное изображение Уробороса взято, если мне не изменяет память, из книги Лукаса Йенского «Философский камень».

– Вы изучаете философию?

Юноша усмехнулся с откровенным превосходством:

– Не совсем. Философский камень – это ключевой термин алхимии.

– Это-то мне известно. – Я немного воспряла. – Философский камень – это вещество, которое алхимики искали, чтобы превращать в золото другие металлы!

Дэн перевернул медальон:

– Философский камень, он же красный лев, он же панацея, он же эликсир жизни, он же магистерий – и вот вам его знак!

– Это он? – Я скептически поглядела на кружочек с крестиком. – Тот самый философский камень? Ну, слава богу! Наконец-то я найду применение пудовой гире, которая осталась у меня после развода с первым мужем! Превращу чугун в золото – и вуаля!

Дэн откинул голову и засмеялся. Смех у него был очень хороший, искренний, как у ребенка.

– Мне нравится ваш энтузиазм, – сказал он, отсмеявшись. – В былые времена вы бы наверняка преуспели в алхимии.

– А разве женщин принимали в алхимики?

– Вообще-то нет, но…

Он почесал в затылке и щелкнул пальцами:

– Знаете, а ведь существовало предание, что искусством обращать «простые» металлы в золото владели земные женщины, вступившие в брак с ангелами!

– Где же их взять-то сегодня, ангелов, – пробормотала я в режиме «реплика в сторону».

– Вроде бы об этом даже рассказано в «Книге Бытия» и «Книге пророка Еноха» в Библии, а также в книге под названием «Хема», – договорил эрудит.

– Я бы почитала, – согласилась я.

Мне было абсолютно все равно, о чем разговаривать. Слышать его смех, видеть его оживленное лицо, чувствовать его запах и тепло тела было так приятно, что я даже долгожданный закат пропустила мимо сознания, сосредоточившись на ощущении близости желанного мужчины. Я отчаянно желала этого юношу, для меня это было очевидно. Другое дело, что он этого, кажется, еще не понял.

Во всяком случае, никакое такое понимание не помешало ему прочитать мне краткую лекцию об алхимии.

О том, что впервые термин «алхимия» употребил в своей рукописи в четвертом веке астролог Юлий Фирмик. «Фирменный» термин определил пламенную страсть множества более или менее ученых мужей на дюжину веков.

Все без исключения алхимики жаждали чуда превращения – трансмутации неблагородных металлов в ценные. Идея о возможности такого превращения основывалась на представлениях древнегреческой философии о том, что материальный мир состоит из одного или нескольких «первоэлементов», а они при определенных условиях могут переходить друг в друга.