Вкус жизни

– Уходит от нас доброта, доброжелательность. Обиженных, озлобленных что-то больно много теперь стало. Вот и получается то, что получается... – вздохнула Рита, видно, вспомнив что-то личное, тянувшее ее душу.

– В человеке заложено болезненно реагировать даже на беду щенка, так как дети зверей – все равно дети, – сказала Инна.

Никто не стал уточнять, что она хотела выразить этими словами, никого не заинтересовала тональность ее фразы. Только Рита мысленно раздраженно завелась, наверное, расшифровав подтекст «послания»: «Забывает Инна соотносить свои слова со своей совестью, если она, конечно, у нее еще осталась. Нельзя потакать ее нездоровому любопытству. Чуть что – навострила ушки и понеслась додумывать. Агата Кристи местного розлива! Никак не хочет понять, во что она имеет право вмешиваться, а во что нет. Настырная. Когда заведется, в ней всякая щепетильность пропадает. Чего доброго, и до хозяйки дома доберется со своими претензиями. С нее станется…»

– Очень необычным человеком оказался Никита. По большому счету, хотя жизнь его трудная, даже местами мрачная, но в нем сохранился большой заряд веры в людей. Не зря же он ходит по деревням и что-то там проповедует – такой вот парадокс, странное сочетание чернухи и оптимизма. Может, именно в этом он нашел себя, – попробовала отыскать что-то положительное в поведении Никиты Галя.

– Юмор со слезами на глазах, – плавно и грациозно повела плечами Инна.

– Может, внутренняя раздвоенность в нем оттого, что в его жизни приняло участие много хороших людей, память о которых и держит его на земле желанием поделиться добром с другими? – мягко предположила Жанна. – Когда грустно, я всегда вспоминаю тех, кто помогал мне в трудные моменты жизни. Их у меня тоже хватало…

«Студентом Никита был талантливым, готовым на самопожертвование… Можно быть душевно больным, но духовно здоровым. На этот счет есть много примеров. Не повезло ему, не в те руки попал, сломался…» – мысленно пожалела Аня несчастливого сокурсника. А спустя некоторое время ей подумалось: «А был бы он счастлив, полюбив меня?.. Машка красивая…. Если бы да кабы…»

«Права ли Инна, осуждая Никиту? Можно ли правильно понимать и интерпретировать слова и поступки другого, достоверно описывать чувства? Себя бы попытаться правильно выразить. Как пристрастно и поверхностно иногда мы думаем о друзьях юности. Мы натягиваем на них одеяло собственных обобщений, стереотипов, не выделяя и не анализируя детали, оттенки чувств, собственно, не зная их. О чувствах других мы судим из своего опыта, пронося их беды через свою душу. Мы приписываем им свои качества, пытаемся вложить, даже втиснуть в них свое видение событий. Но все мы разные. Мы делаем выводы из результатов их жизней и считаем их объективными, но на самом деле они субъективные. К тому же жизнь подвержена воле случая или судьбе – кому как больше нравится.

Какое право мы имеем судить ближнего? Не лучше ли вместо того, чтобы хаять другого, оборотиться на себя, как советовал великий баснописец. Все мы бываем смешными, глупыми, недальновидными, упертыми, неправыми. Любить проще, чем ненавидеть. И радостней. Надо одобрять, поддерживать друг друга, а мы непрерывно ссоримся, обижаемся, мучаем и мучаемся… Что-то Инна со своей въедливостью сегодня опять потеряла в моих глазах привлекательность», – вздыхая, думала Лена.

И ей почему-то вдруг припомнилась немного корявая шутка декана: «Не падай духом, а падай брюхом». Она ее иногда раздражала. А зря. Юмор, пусть даже не очень качественный, – дело полезное.

Верю

Аня что-то жарко, но негромко рассказывает Лиле. Лена поняла, что их беседа является прямым продолжением разговора о семье Никиты.

– …«Если вы не учились в литературном или в каком другом вузе, это делает честь вашему языку. Если эти чувства ваши собственные и проявлялись по отношению к своим проблемам – это одно, но если вы ставили себя на место другого человека, – то это уже высший пилотаж. Как-то читала сборник рассказов писателей из Вологды, и вдруг от одного из них дохнуло на меня чем-то близким, родным-родным. «С чего бы это?» – удивилась. Заглянула в оглавление – земляк писал! Вот так же, читая ваш роман, я дышала щемящей грустью ваших воспоминаний детства и юности. До чего же мощно и ярко ваш язык (во многом уже забытый мною под влиянием городской жизни и специфики моей работы) погрузил меня в атмосферу сороковых и начала пятидесятых годов моей собственной жизни, такой отличной от вашей!