Вкус жизни

Между тем режиссер, похоже, завяз где-то между «дочкой» и «внучкой», объясняя им, в чем заключается их задача. Поджидая, когда он освободится и начнутся съемки, Наташа, избегая прямого света софитов, поглядывала по сторонам. Взгляд зацепился за словоохотливого техника, который рассказал ей о зеленом экране. Убедившись, что тот целиком погружен в работу и в сторону съемочной площадки не смотрит, она стала его разглядывать. Еще во время короткого первого разговора он показался ей симпатичным не только из-за проявленной вежливости, и сейчас она все больше в этом убеждалась. Явно моложе нее – вряд ли больше сорока, – стройный, высокий, с очень милой улыбкой и выражением рассеянной доброжелательности на лице, обычно не свойственной людям, которых в любой момент ждет начальственный окрик или отрывистая команда, призывающая сосредоточиться. Впрочем, вполне возможно, что дергали его не так уж и часто – работа у него спорилась. Это было понятно даже тому, кто ничего не понимал в осветительском деле, как Наташа, к примеру. С каждой минутой он нравился ей все больше. Снова и снова отыскивая его взглядом, она удивлялась самой себе: столько лет вообще на мужчин не смотрела, была, если можно так выразиться, ходячим примером и образцом, идеальной замужней женщиной, а тут – на тебе…

Наконец начались съемки, и уже через полчаса Наташа почувствовала себя страшно разочарованной, а еще через час – выжатой досуха, словно провела двенадцать часов на ногах и за беспрерывной тяжелой работой. Изнанка телеволшебства оказалась муторной и совершенно неинтересной, свет софитов бил в глаза, заставляя их постоянно слезиться. Режиссеру постоянно что-то не нравилось: то камеры снимали актрис не с нужного ракурса, то «прабабушка» не так реагировала на появление «правнучки», то «мама» глупо улыбалась, глядя в объектив и явно забывая, что сегодняшние съемки – не ее бенефис, а «продвижение семейных ценностей посредством совместного хавчика», как объяснили им в самом начале. Удивительно, но больше всего проблем возникло не с шестилеткой, которая, точно приклеив к лицу чисто рекламную улыбку, с профессиональной четкостью раз за разом вбегала на площадку, выкрикивая свой текст, а со взрослыми исполнительницами. Режиссер без конца делал им замечания и подходил, чтобы лично изобразить, как нужно повернуться, с какой гордостью и теплотой должна смотреть «мама» на работу «дочки», а «дочка» – должным образом отыгрывать контакт с «собственным ребенком»… А не пытаться почаще встать в профиль, потому что у нее, видите ли, четвертый размер и в таком ракурсе ее грудь смотрится наиболее выигрышно.

Съемочный день продлился почти шесть часов. За это время «актрисам» лишь дважды позволили сделать небольшой перерыв, чтобы привести внешность в порядок и выпить воды – из-за работы аппаратуры на площадке стало довольно жарко. Наташа хотела перекинуться парой слов с Катей, но у той образовалось какое-то срочное дело, и она уехала, пообещав вернуться к концу съемки, чтобы вместе зайти куда-нибудь перекусить. Разминая затекшие от долгого стояния на одном месте ноги, Наташа стала энергично прохаживаться вдоль дальней стены павильона и в какой-то момент чуть не столкнулась с тем самым техником-осветителем, на которого так благосклонно смотрела весь этот длинный съемочный день. Он нес в руках два стаканчика с кофе и лишь чудом не выплеснул их содержимое на Наташин реквизиторский фартук. Смутившись и пробормотав извинения, она опустила глаза и быстро ретировалась, попутно ругая себя, что вот могла бы и постоять, поболтать, раз уж дали свободное время, а заодно и спросить, где это он разжился таким ароматным кофе. Но, увы, не сложилось.

Наконец, когда почти все выданные Наташе бутафорское тесто и изображающая фарш комковатая розовая субстанция подошли к концу, съемки кончились. Избавившись от дурацкого фартука и получив свои честно заработанные деньги, Наташа списалась с Катей. Договорились встретиться у машины. Как ни смотрела Наташа по сторонам – симпатичного осветителя нигде не было видно. Да и что толку смотреть? Что она может сделать – подойти попрощаться? Спросить, как его зовут? Выйдет жалко и глупо.

Осторожно спускаясь по чересчур крутой лестнице, Наташа почувствовала, что голодна. Часы показывали без четверти шесть. Утром завтракать не хотелось, а за весь съемочный день она только выпила бутылку воды да сжевала стянутое у «прабабушки» яблоко – это было то немногое по-настоящему съедобное, что использовалось на съемках. Похоже, еще и от нервов аппетит разыгрался нешуточно, и, услышав от Кати, что буквально в двух шагах от студии есть неплохое кафе, Наташа очень обрадовалась.

– Вот уж не думала, что можно так оголодать на кулинарных съемках! – смеялась она, устраиваясь за столиком и с неподдельным энтузиазмом вглядываясь в протянутое официантом меню. – Катюш, ты меня тормози, а то я сейчас закажу с третьей по седьмую страницу, а потом буду страдать над несъеденным.

– Ничего, я тебе помогу, – в тон Наташе ответила Катя. – Сама до чертиков голодная.