Вкус жизни

И сомнения вдруг взорвались единственным решением, и настала для Лены минута радостной муки волнующе-тревожного созерцания маленького беззащитного человечка. И сердце ее захлестнула неслыханная волна нежности к этому брошенному ребенку, как чувство во искупление всех возможно ранее совершенных ею ошибок, как символ возрождения собственной жизни, надежды и любви. Потекли слезы, задрожали плечи. И тогда до боли впились в подлокотники кресла ее побелевшие пальцы, и доктор, успокаивая, накрыла своей ладонью ее онемевшую руку.

…Она прижала к себе малыша, вдохнула его запах – запах жизни… Маленькое существо ткнулось личиком в ее щеку… и она задохнулась ливнем эмоций… и все поплыло перед глазами. «Во мне возродилась мать? Я прежняя? Я содрогаюсь от боли или уже от счастья?..»

В осознании пережитого момента встречи с малышом радость прилила к ее сердцу, растопила в нем лед, охватила теплом и одарила счастьем. Вновь затеплилась надежда. И слова любимого Лермонтова вспомнились: «И верится, и плачется, и так легко-легко».

И Люся снова была рядом. Она понимала, как важно для Лены ее опосредованное участие в сегодняшнем ее чувстве. Потом они шли крестить Андрейку, и сознание Лены плыло в какой-то совсем иной реальности. И церковь, казалось, на миг заслонила собой все небо… Подумалось: «Благословенна в детях…»

Умный, выверенный до миллиметра ее мир на какое-то время рухнул, но она сумела покончить с собой временно слабой и снова стать прежней. Хотя невозможно после пережитого остаться прежней. Но все вдруг снова стало ей подвластно. Она переродилась, сделалась одновременно мягче и в чем-то тверже. День ото дня оживала и крепла ее вера в себя. Она готова была к новому тихому подвигу, как выражалась Людмила. Она будто заново начала жить и любить, и это чувство неким волшебным образом сделало ее самой собой – человеком, способным действовать. Ей предстояло прожить еще одну жизнь. И она нашла в себе силы еще раз пройти тот же путь. Свет любви освещал ее жизнь и жизнь ребенка… И вновь она просыпалась с ощущение праздника и слышала: «Мама, мамочка». Теперь уже от Андрюшеньки.

Она вырастила прекрасного сына. Чего это ей стоило? Не о том сейчас речь… А теперь вот и внучок Андрюшенька появился.

Как и прежде, она ведет себя спокойно, совершенно обычно, будто и не было в ее жизни страшного события – гибели первого сына, только скорбные глаза иногда выдают ее горе. А что в сердце? Разве кто сможет заглянуть в него? Когда глаза плачут – все видят, а когда стонет сердце – никто не знает. Оно и лучше… Она не похоронила сына. В ее памяти он всегда рядом – веселый, умный, красивый, как Андрей. Таким он останется для нее навсегда. И разговор у нее с ним идет постоянно, особенно в минуты усталости или грусти… Он же у нее самый главный, старший… И тогда она по-прежнему слышит его слова: «Мама, мамочка! Ты для меня самый дорогой на свете человек. Ты самая любимая!»

…Наверное, воспоминания длились всего лишь несколько минут. Андрей сидел рядам и все еще держал ее руку в своей. Но Лене казалось, что прошла целая вечность…

А гости шумели.

Ужин

В зал вошел Слава. Прислушался. Лиля делилась:

– … Племянник женился и с таким восторгом рассказывал, что теперь он «травоядный». А я ему: «В нашей жизни не так много радости. Зачем же намеренно в молодости лишать себя удовольствия съесть палочку прекрасного шашлыка или брызжущую ароматами отбивную? Тебе, когда будешь в моем возрасте, еще успеют надоесть овсяная каша и морковные котлеты. Мне вот теперь то одного нельзя, то другого… Лев Толстой только ближе к пятидесяти перешел «на подножный корм». А до этого жил на полную катушку…

– …Холестерин высокий? С чего бы это, ты же не полная?

– Полнота здесь ни при чем. Причина в нервных стрессах. Что за примерами далеко ходить? Когда я на праздник в хорошем настроении балую себя пирожными, сахар в крови у меня повышается на три десятых, не больше, но если употребление сладкого совпадает с ссорой в семье, то сахар сразу «взлетает» на три единицы и я берусь за лекарства.

Рита говорила:

– Я говорю врачу: вырезайте больше, чтобы ни одна больная клетка не осталась в теле. Не послушал. Болячку вырезал, а красные воспаленные ткани оставил. Я их потом месяца два разными мазями заживляла. Никак они не срастались.

– Как же, так он женщину и послушает! – дернулась Жанна.

– Позволю себе не согласиться с тобой. Специалист профана, конечно, не послушает! Наверняка его действия были мотивированными, – сказала Лера.

– Мы, физики, привыкли думать над каждой мелочью, а врачи учатся на зубрежке и мыслить отучаются.

– Так то же плохие врачи.

– …И эти годы хотелось бы прожить, не навешивая на близких своих болячек.

– Реклама требует использовать при малейшей боли сильнейшие лекарства, а того не понимают, что начинать надо со слабых и с малых доз. После сильных уже ничего не поможет, и тогда только одна дорога – на кладбище.

– Ах, какие мы теперь всезнайки!

– …Сейчас многие питаются и лечатся по телевизору…