Вкуснотища

Чад приподнял модные очки, купленные во время посещения миланских магазинов, и принялся рассматривать загорающих представителей мужского пола, надеясь увидеть Кита. Он превосходно провел время с этим парнем и не возражал бы против повторного выступления.

Чад знал, что ему следовало бы пойти в больницу к Фрэнсису. Но в больницах стоит невыносимая вонь, да и вообще, надо признать, действуют они на человека весьма угнетающе. И все же, неохотно подумал он, навестить Фрэнсиса было необходимо. Чад подумал о бедном, жалком Фрэнсисе, который сейчас валяется в кровати со своим синим членом. Он ощутил укол вины. Вины не зато, что провел ночь с парнем, которого закадрил у бассейна, но за то, что его совсем не тянет в больницу. С Фрэнсисом вечно так: он заставлял Чада чувствовать себя кругом виноватым, словно тот и вправду в чем-то провинился. Так было всегда. Фрэнсис стойко переносил выпавшее на его долю мученичество. А Чад считал своего друга полным занудой.

Ему было и впрямь совестно, что он обижает Фрэнсиса, но ведь его жизнь касалась только его одного и никого больше. Он может поступать так, как ему вздумается. Почему он должен отказывать себе в каком-нибудь удовольствии только потому, что у него есть приятель? Как там поется в той песне? Если любишь кого-то, отпусти его — или отпусти совсем, или притворись, что ты не возражаешь, когда он уходит и трахает другого. Разве не в этом смысл любви? Ты хочешь, чтобы твой любимый жил полноценной жизнью. Чтобы ухватил тот краткий миг, отпущенный каждому на этой планете, и прожил его в удовольствии. А что, если удовольствие как раз и значит, что ты должен трахнуть как можно больше людей? В конце концов, он же никого не убивает. И он не такой уж плохой парень. Он любит Фрэнсиса. Ведь он же сюда прилетел, не так ли?

Чад дал себе торжественное обещание, что сегодня же, но только чуть позже непременно съездит в больницу… Но сначала спросите того красивого кубинца, что сидит на другой стороне бассейна, не хочет ли он составить ему компанию за обедом.

Он не хотел идти. Совсем не хотел. И он знал, да просто голову дал бы на отсечение, что никогда не станет работать на них. Но его разбирало любопытство. Поэтому Джозеф поднялся на лифте на четвертый этаж и вышел в конторе Джека Люси так, словно в этом поступке не было ничего необычного.

Стэнли встретил его с преувеличенным энтузиазмом и притворной доброжелательностью человека, который не знает, ожидает ли его учтивая беседа или предстоит мордобой. Он предложил кофе, минеральную воду, содовую. Джозеф вежливо отказался и ждал, когда Стэнли перейдет к делу.

— Мы хотели бы, чтобы вы на нас работали.

Что ж, он оказался прав. Частично собеседование об устройстве на работу, частично оценка потенциальной угрозы. Джозеф покачал головой:

— Не думаю, что это хорошая идея.

Стэнли кивнул. Выглядело так, словно он и впрямь понимает.

— Ваша охана не одобрит.

Гавайское слово, вырвавшееся изо рта хаоле, застало Джозефа врасплох.

— Да. Им не понравится.

— Я понимаю. С моим отцом тоже подчас бывает трудно найти общий язык.

— Спасибо за предложение.

— Вы рассмотрите его?

Джозеф помотал головой:

— На самом деле я подумываю о том, чтобы уехать с островов.

Стэнли выглядел удивленным.

— А мне здесь нравится. Я никогда не захочу отсюда уехать. Это просто настоящий рай земной.

— Ты странный парень.

Джозеф поднял голову и увидел двоюродного брата, подошедшего к его грузовику.

— Что ты здесь делаешь?

Уилсон пожал плечами:

— Что они говорят?

— Они предложили мне работу.

— Правда?

— Я не собираюсь работать на них.

— Ты должен что-нибудь сделать, братишка.

Джозеф посмотрел на улицу. Уилсон прав. Ему придется что-нибудь сделать.

— Не с ними.

— Что Ханна говорит?

— Она переехала.

Уилсон даже переменился в лице. Он уставился на Джозефа, донельзя пораженный.

— Она вернется. Она тебя любит.

— Ханна хотела, чтобы я переспал с тем парнем.

— Ты думаешь, что если отсосешь член у какого-то мужика, то сам станешь гомиком?

— А разве нет?

— Да ни в жисть, братишка. Всего лишь набьешь себе полный рот гадостью, а позже прополощешь его как следует. Быть голубым — нечто совершенно иное. Это уже стиль жизни.

Джозеф принялся рассматривать кузена.

— А тебе-то откуда об этом известно?

Уилсон рассмеялся.

— Я работаю в ночных клубах и знаю все об этих голубых, но ты их даже не поймешь. Ты всегда был традиционной ориентации. Я думаю, ты только выиграешь, если отсосешь член того гомика.

— Спасибо. Ценю твое мнение.

— В жизни все просто. Ты всегда думаешь, что знаешь, как будет лучше. Но не всегда прав, братишка. Ты не единственный, у кого есть что-то в голове.

Джозеф не знал, что ответить.

— О чем ты говоришь?

— Все привыкли считать, что ты точно знаешь, что правильно, а что нет. Только потому, что ты учился в университете. Но и ты не всегда бываешь прав, братишка.

— Я никогда и не говорил, что я прав.

Уилсон стоял молча и смотрел на брата — ведь они ни о чем не спорили, что тут еще сказать. Джозеф попытался изменить тему разговора:

— Как твой отец?

— Он пропал.

— Что ты имеешь в виду? Куда пропал?

Уилсон покрутил пальцем у виска.