Вл. Соловьев

В 1900 г. Вл. Соловьев умирал от неизлечимых болезней; и человечество, по его мнению, в те времена тоже умирало и тоже от своих неизлечимых болезней, которые он теперь уже научился распознавать вопреки своему прежнему историческому оптимизму. У Е. Н. Трубецкого мы читаем: «Мы знаем, что уже „Три разговора“ были написаны в предвидении „не так уже далекой“ смерти самого их автора. Это предчувствие близости собственного конца в связи с изданием книги, повествующей о непосредственно предстоящем всеобщем конце, не есть результат простой случайности. Что-то оборвалось в Соловьеве, когда он задумал эту книгу: ее мог написать только человек, всем существом своим предваривший как свой, так и всеобщий конец» (43, 2, 304–305). Таким образом, мы не ошибемся, если назовем вообще все мировоззрение Вл. Соловьева не иначе как философией конца.

При этом мы хотели бы только предупредить читателя о недопустимости некоторых крайних выводов из этого определения. Ведь эту философию конца очень легко понять как проповедь какого-то квиетизма, нигилизма. Но такого рода выводы диаметрально противоположны тому, чего хотел умиравший Вл. Соловьев. Никакой конец не мог иметь для него абсолютного и всепобеждающего значения. С его точки зрения, если конец дела означал его неудачу, то этот же конец означал и необходимость еще чего-то нового. Конец одного Вл. Соловьев всегда мыслил как начало другого, хотя это другое и не представлялось ему в ясном виде. Например, разочаровавшись в схематизме своей ранней философской системы, в своих статьях под названием «Теоретическая философия» он стал уже на новый путь, хотя и не успел его закончить. В критике традиционной религии он ощутил ее конец, но он был еще и провозвестником новых путей в этой области. Он предчувствовал и конец прежней отвлеченной эстетики, но он же стал и предначинателем новой эстетики, основанной не на красоте как умозрительной предметности, но на красоте как животворящей силе самой действительности, почему и оказался близким ему тезис Ф. М. Достоевского: «Красота спасет мир». И здесь опять да будет позволено привести слова Е. Н. Трубецкого: «Но с точки зрения человеческой нам не дано знать, что означает этот один день у Бога — одни сутки или тысячи лет. И с этой точки зрения становится ясным, что практический вывод из „философии конца“ не есть покой, а творческая деятельность. Пока мир не совершился, человек должен всем своим существом содействовать его совершению. Чтобы осуществилась в нас целостная жизнь, мы должны предвосхищать ее в мысли, вдохновляться ею в подъеме творческого воображения и чувства и, наконец, готовить для нее себя самих и окружающий мир подвигом нашей воли».

Вот что такое философия конца у Вл. Соловьева, если только мы всерьез решимся придерживаться чисто соловьевских, подлинных текстов, не вдаваясь в их произвольное толкование и оставляя в стороне наши собственные субъективные и вкусовые оценки.

Исследователь не имеет права отвергать великих людей прошлого за их несовременные для нас убеждения и настроения или за одну их общественно-политическую деятельность. Если отвергать Вл. Соловьева за то, что он был верующий христианин, то тогда придется отвергать и Ньютона за то, что он снимал шляпу, произнося имя божье, и Дарвина за то, что он был церковный староста, и Менделеева за то, что он был тайный советник, и рефлексологию Павлова за то, что Павлов ходил в церковь. Он любил Россию без всякой славянофильской лакировки, наоборот, с резкой критикой византийско-московского православия, но и решительно без всяких западнических восторгов перед достижениями буржуазной цивилизации. Самым резким образом Вл. Соловьев критиковал и Восток и Запад и все общественно-политические несовершенства режима царской России. Но сама Россия в течение всей его жизни оставалась его единственной и страстной любовью.

Указатель имен

Августин 58–60

Аксакова А. Ф. 38–39

Александр II 4

Александр III 10–11

Амфитеатров А. В. 28—29

Аристофан 29

Безобразова М. С. 21–22, 26, 27, 32, 35, 161

Белый А. 19, 27

Бёме Я. 67, 69, 184–185

Бенфей Т. 150

Бергсон А. 68

Блок А. А. 19

Бунзен X. 150

Вагнер Р. 176

Введенский А. И. 79, 81, 141, 144

Величко В. Л. 28, 38

Венкстерн А. А. 26

Гартман Э. 93, 97–99, 127–128

Гегель Г. В. Ф. 5, 69, 73, 86–91, 95–96, 121, 128, 157–158

Герье В. И. 16, 30

Гоголь Н. В. 29, 176

Голубев А. Н. 91

Горький А. М. 176

Гофман Э. Т. А. 176

Данте 183

Дарвин Ч. 200

Декарт Р. 73–75, 79, 128, 136, 142–143

Дионисий Ареопагит 56, 58

Достоевский Ф. М. 3–4, 187–188, 199

Жан-Поль (И. П. Ф. Рихтер) 29

Зиоров М. З. (архиепископ Николай) 14—15

Кант И. 69, 73, 79, 81, 83–84, 92, 95, 149

Карамзин Н. М. 8

Кони А. Ф. 17

Конт О. 91–93, 157, 187

Крейцер Ф 150

Кудрявцев В. Д. 126

Кун А. 150

Лейбниц Г. В. 79

Леонтьев П. М. 150

Лермонтов М. Ю. 176

Лопатин Л. М. 33, 41–42, 47–49, 51, 67–68, 126, 141–142

Лотце Г. 68

Лукьянов С. М. 15–16, 171

Максим Исповедник 58

Макшеева Н. 25

Мартынова С. М. 40

Менделеев Д. И. 200

Милль Д. С. 157

Милюков П. Н. 190–191

Муретов М. Д. 15

Мюллер М. 150