Владелец заводов, газет и пароходов

Впрочем, господ Долгина и Ярославцева подобные мелочи не волновали. Первый вспоминал, что он уже увидел за сегодняшнюю экскурсию по первопрестольной (собор Василия Блаженного и Кремль понравились больше всего), а что ему еще только пообещали показать, а второй… Он просто радовался. Привычным с детства видам и шуму Москвы, палящему августовскому солнышку, тому удивительно свежему ветру, что всегда бывает после сильного дождя. Ленивой суете прохожих, важному постовому, стоявшему на перекрестке наподобие живой статуи, и даже экипажам, время от времени пролетающим мимо. Он радовался свободе!

Тимофей Ярославцев был типичным представителем торговой династии, и сколько себя помнил – жил в Москве. И отец его жил, и дед, и прадед. Правда, последний был выходцем из Ярославской губернии, и по документам числился крестьянином. Но по жизни своей был перекати-полем, то бишь сельским коробейником, и пришел в первопрестольную на заработки аккурат перед одна тысяча восемьсот двенадцатым годом. Как-то перебедовал лихое время, затем торговал подержанными вещами и кое-какими поделками с родной деревни… Жизнь прожил долгую и достойную, не то что некоторые. Именно благодаря его трудам дед смог переехать на Смоленский рынок, и открыть торговлишку, причем вполне приличной галантереей. Батюшка продолжил семейную традицию, торгуя с лотка на Сухаревке прямо рядом с лавками букинистов, и, ценой немалых лишений, трезвой жизни и жесточайшей экономии буквально на всем – открыл собственное заведение. Между прочим, прямиком в Китай-городе, рядом с Ильинскими воротами. Казалось, мечта исполнилась… Вот только ненадолго – во время большого пожара сгорела лавка, сгорел склад, а вслед за ними умер и отец – сердце не выдержало крушения дела всей жизни. Если бы не брат матушки, книготорговец Астапов, пошло бы семейство Ярославцевых нищенствовать, или в приживалки к родственникам. А так – подкинул немного денег, затем оплатил обучение племянника в Коммерческом училище – несмотря на то, что сам отдавал каждый месяц немалую арендную плату за свою букинистическую лавочку (знаменитую, между прочим, на всю Москву). Одним словом – вывел в люди, за что он и был ему безмерно благодарен.

– А это у нас Лубянская площадь, Григорий Дмитрич.

Долгин довольно огляделся и ненадолго застыл, впитывая в себя очередной вид Москвы. Затем щелкнул портсигаром, затянулся, и мимолетно скользнул опытным взглядом по изящной фигурке и прочим достоинствам очень даже хорошенькой барышни, проходящей мимо него по тротуару. Хмыкнул, и с глубоким удовлетворением подкрутил кончики усов. Его явно заметили!

– Хороша!

Тимофей согласно кивнул, недолго постоял, определяясь, и решил, что на роль следующей главной достопримечательности прекрасно подойдет Сухарева башня. Потом можно будет оглядеть Шереметьевский странноприимный дом, затем насладится видом любимицы всех московских букинистов, церкви Троицы Живоначальной в листах, ну и напоследок немного пройтись по Сухаревскому рынку. Кстати – рынок этот был целым миром, расположившимся на двух тысячах квадратных саженей, со своими «аборигенами», завсегдатаями и неписаными законами. Собственно, отличнейшее знание Москвы вообще, и подобных «Сухаревке» мест в частности и вызволило его из долговой кабалы – в которую он попал (нашлись люди добрые, просветили) не без сочувственного участия одного купца-миллионщика. С-сволочь!

При воспоминании о коммерции советнике Гавриле Гавриловиче Солодовникове, у молодого мужчины непроизвольно сбилось дыхание и сжались кулаки. Тогда, после блестящего окончания Коммерческого училища, с присвоением личного почетного гражданства, он считал, что ему открыты все дороги, и сам черт не брат. Поработал с годик у дяди, нахватался полезных знакомств и потерял сословное чинопочитание – скупая библиотеки разорившихся дворян, на многое начинаешь смотреть чуточку иначе. Вот только продолжателем дел и наследником дядюшки стать не получилось – увы, достаточно быстро пришло осознание, что книготорговое дело не его стезя. Устроился в торговый дом купцов Хлудовых, провел несколько удачных сделок и сразу понял – вот оно, то, что ему точно по нраву! Еще дюжина сделок, неплохие комиссионные, новые знакомства среди московских торговых «зайцев»-посредников, затем переход на «вольные хлеба», разом отразившийся на размере его комиссионных, опять несколько удачных сделок с его участием… То есть, это он так думал, что удачных – до тех самых пор, пока его не пришли заключать под стражу. Ни товара, ни денег он вернуть не смог.

– Вот, Григорий Дмитриевич, прошу любить и жаловать – Сухаревский рынок. Несколько обязательных правил, с вашего позволения. Ничего без меня не покупать, съестного не пробовать, что бы там не предлагали, портмоне в толкучке не доставать – да и вообще, желательно бы часть денег прямо сейчас переложить в другое место. А то попадаются такие ловкачи – не приведи господи! Обворуют так, что ничего и не почувствуете.