Сахно воспользовалась моментом, когда слишком вежливый хозяин замолк на минуту, изначала было отвечать с необходимым в таких случаях достоинствoм.
- Я совсем не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством и нарушать обычаи вашего народа. Если вы не считаете нужным...
Однако хозяин не обратил внимания на эти слова и заговорил далее, словно и не слышав речи Сахно.
- Много я вам не покажу, заранее предупреждаю. Академики,- он снова пренебрежительно кивнул в сторону письма,просят меня обстоятельно и всесторонне ознакомить вас с системой моего хозяйствования, дающей такие для них неслыханные результаты как по итогам производства, так и в экономии рабочей силы. Ни о какой обстоятельности и всесторонности не может быть и речи. Я согласен на то, чтобы показать - только показать, а совсем не "ознакомить" - некоторые участки моей работы, дам вам возможность поверхностно оглядеть мои владения и продемонстрирую несколько схем и картотек. Однако...- он поднял вверх длинный сухой палец с большой, только что залеченной раной, и впервые строго глянул Сахно прямо в глаза,- однако никаких пояснений я делать не буду. Это во-первых. Вы можете сами делать, какие хотите, выводы. Во-вторых, вы дадите обязательство не выходить самостоятельно, без меня, за пределы малого парка, ибо если попробуете это сделать, моментально погибнете: стены парка опутаны электропроводами высокого напряжения. В-третьих, вы даете мне слово, что нигде, ни в одном органе прессы ни одной из стран земного шара не напишете о том, что увидите и услышите тут, до тех пор, пока я сам - понимаете - сам не дам вам на то согласия. На заседании вашей кафедры, когда будете составлять отчет о вашей поездке, сделаете доклад по тезисам и материалам, которые я сам дам вам за день до вашего отъезда.
Хозяин кончил и взял перо. Сахно, обескураженная такой речью, возмущенная и разгневанная этими, довольно-таки наглыми условиями, долго не могла преодолеть волнения и связать два слова для ответа. Она просто утратила дар речи и, словно зачарованная, следила за профессорским пером, которое проворно подпрыгивало на грубой пергаментной бумаге. Когда же, придя наконец в себя, Сахно вскочила на ноги, чтобы достойно ответить этому зазнавшемуся, наглому господину, доктор Гальванеску спокойно, все время поглядывая в сад, который густо буйствовал за стеною-окном, протянул ей исписанный лист.
Сахно глянула на него и прочитала написанное крупными, разбросанными как горох буквами:
"Я, нижеподписавшаяся, агроном и аспирант кафедры сельского хозяйства Сахно Юлия, настоящим опровергаю все свои статьи и выступления, в которых говорила о xозяйстве доктора Виктория Гальваиеску, румынского подданного и помещика южного Буджака. Все мои выступления были только измышлениями и клеветой на уважаемого доктора В. с целью его компрометации, так как я издавна нахожусь с ним в непримиримой вражде из-за личных трений".
- Это на всякий случай,- невозмутимо пояснил профессор, не отрывая взгляда от зеленых верхушек за окном.- На случай, если б вы не сдержали слова и прдорились. Дату я проставлю сам, если будет на то нужда.
Кровь ударила Сахно в виски. Она перегнулась через стол, впившись в профессора затуманенными гневом глазами и тщетно ища его холодный, равнодушный взгляд. Не найдя его за космами густых черных бровей, она зло скрипнула зубами... взяла перо и одним махом расписалась на скрипучей грубой бумаге... Когда после этого она снова обессиленно села в кресло, доктор Гальванеску посмотрел на нее и уже совсем по-приятельски сказал:
- По правде говоря, я не прочь показать вам кое-что и сделаю это охотно. Вот уже одиннадцать лет я веду здесь хозяйство, волнуя и тревожа умы ваших академиков и других бездельников, и ни разу не доводилось мне показывать мои изобретения и достижения посторонним людям. А между тем кое-что требует, так сказать, проверки на свежем человеке. Нужен, если так можно выразиться, свежий глаз. Может, я где-то ошибаюсь и сам не могу этого заметить. Вам это будет виднее, и я охотно выслушаю ваши мысли.
Спрятав бумажку в ящик и замкнув его, доктор Гальванеску открыл небольшую шкатулку, которая стояла перед ним на столе и которую, заметила Сахно, он все время держал при себе.
В шкатулке было нечто вроде пишущей машинки - клавиатура со множеством мелких клавиш. Доктор нажал несколько клавиш - они мягко зазвенели в ответ,- и снова закрыл шкатулку. Затем прицепил ее к ремню, имевшемуся у него на плече под пиджаком, как это делают журналисты с фотоаппаратом, и встал.
- Через пятнадцать минут я жду вас на западной веранде. Там мы выпьем вечерний кофе. Тем временем вы успеете привести себя в порядок после дороги. Ваша комната по коридору с левой стороны, шестая дверь. Там ваши вещи и все необходимое. Западная веранда в другом конце того же самого коридора, как раз напротив оранжереи с кокосовой пальмой.
Сказав это, доктор Гальванеску открыл боковую дверь и исчез за нею.