Владигор и Звезда Перуна

Пятнышко совсем остановился, а мальчик, погруженный в свои размышления, даже не заметил этого. Вдруг что-то заставило его поднять голову. Он увидел спешащую к нему Евдоху, которую сопровождали высокий белобородый старик в длинной хламиде и пожилая женщина со смоляными волосами и необыкновенно проницательным взглядом. Дар спрыгнул на землю и побежал навстречу ведунье.

— Мама о тебе знает! — закричал Дар на бегу. — Она слышала твой голос! И я слышал его! Хочешь, я расскажу тебе, как все было?

— Конечно хочу, — кивнула Евдоха, плача и обнимая его. — Ты жив! Ты вернулся!..

Рядом раздался тяжелый топот копыт Лиходея.

— Дар, сынок, вот ты где! — воскликнул Владигор. — А я тебя ищу повсюду. Белун, это мой сын! — Князь спрыгнул с седла и встал рядом. — Зарема, похож он на меня? Евдоха, а?

— Лицом схож, — улыбнулся верховный чародей. — А сердцем…

— А сердцем? — переспросил князь.

— Время покажет, не торопи судьбу, — уклонился Белун от прямого ответа. — Дай лучше сына своего мне в ученики. Он способности имеет.

— Как? Так прямо сразу? — не согласился Владигор. — Мы и не поговорили еще как следует. Нет уж, пусть сначала в Ладоре погостит у меня.

— Пусть, пусть погостит, — кивнул Белун.

Дар посмотрел на Евдоху, затем на отца.

— Она со мной останется, — не то спросил, не то повелел он. — Так мама хотела.

— Что ж, я разве против. — Князь смутился чего-то. — Помнишь, ведунья, я обещал любое твое пожелание исполнить, коль живы будем. Проси теперь, чего хочешь.

— Али сам не знаешь, чего хочу я, — отмахнулась та. — Да ведь сбылось все, чего я желала. Дар жив, хвала Перуну! А все прочее, князь, пустое. Хоромы да богатства, что ты сулил, — это все не для меня.

Владигор пристально посмотрел Евдохе в глаза. Затем низко, до земли поклонился ей.

С новой силой затряслась земля, и раздался такой грохот, что Дар втянул голову в плечи. Воронья гора, мрачным столбом возвышавшаяся над степью, рушилась и рассыпалась в прах. Вместо нее медленно поднимался в небо огромный светящийся шар.

— Смотрите все! — торжественно провозгласил Белун. — Вот она — Седьмая звезда в созвездии Перуна! Да восстановит она миропорядок на небесах и на земле!

«Прощай!..» — беззвучно прошептал Дар.

Шар увеличивался в размерах. Было уже невозможно вообразить, как он мог спрятаться в недрах Вороньей горы, настолько та казалась теперь жалкой по сравнению с ним. На вечернем небе высыпали первые звезды. Шар продолжал подниматься. На минуту он остановился в воздухе, словно оглядывая руины своей бывшей темницы, замершее неподалеку войско, а также невысокого отрока в окружении нескольких человек. Затем полетел к небу стремительно и бесшумно.

Эпилог

В начале лета вдоль левого берега реки Аракос, полноводной и быстрой, ехали два всадника. Они не разговаривали и, казалось, не слишком спешили. Один из них, молодой и стройный, время от времени доставал из длинного кожаного чехла звучную рифелу, трогал струны, мурлыкал что-то себе под нос и вновь прятал ее в чехол. Второй был много старше первого. Седые его усы свисали к подбородку, он был хмур и выглядел удрученным. Имя его было Малас, и он первым нарушил молчание:

— Зачем ты выпросил свободу для меня? Разве я просил тебя об этом?

— Потому что ты мой отец, — ответил молодой. — И я не хочу, чтобы ты умер так, как Салым. Правда, что он проглотил перстень Рума?

Старый вождь пожал плечами:

— Так говорили. Но умер он не от этого. Его заколол скун, который был предан верховному вождю Руму.

— Бывшему верховному вождю, — поправил его сын.

— Он издох, как свинья, — промолвил Малас, глядя перед собой.

— Ты говоришь про Салыма?

— Про кого же еще! Как умер Рум, я не видел.

— Я видел, — сказал молодой. — Он прыгнул с Вороньей горы и разбился. Вдобавок его придавило рухнувшей стеной.

Некоторое время они опять ехали молча. Потом молодой нарушил молчание:

— Ты по-прежнему ненавидишь меня?

— Я никогда не испытывал к тебе этого чувства, — ответил, помедлив, Малас. — Стыд — да, но не ненависть.

— Стыд?

— А что же ты думал! Я надеялся, что мой сын станет таким же, как я, — гордым, отважным и мудрым вождем. А кем стал ты? Бродячим певцом? Даже от имени моего ты отказался. Мне стыдно было смотреть в глаза другим вождям. Я сказал им, что ты умер, иначе сделался бы в их глазах посмешищем.

— Нет, — покачал головой аскан, — никогда бы я не стал таким, как ты. Ты хотел, чтобы я носил твое имя. Но с именем Маласа люди связывают набеги и грабежи. Это я должен был испытывать стыд, что у меня такой отец.

— Люди! — Малас усмехнулся в седые усы. — Ты называешь людьми дикарей вроде савраматов?

— Да. А также синегорцев и даже берендов, от которых так позорно бежала твоя конница.

Гримаса боли и унижения исказила суровое лицо вождя.

— Если бы не спешка этого жадного и тщеславного толстяка, — прошипел он в усы, — никогда бы я не испытал такого позора…